кусок ткани и пробивший его, – лоскуты разорванной ткани остались, окружив кирпич. Когда мы сможем пробраться вверх по ущелью между лоскутьями, которые являются идеальным местом для спрятавшихся вражеских снайперов, то окажемся у подножия чудовищного неприступного утеса высотой в милю. Бойцы имама смеются, глядя на нас с этого кирпича.
Джоан вдруг вспомнила о том, как ее брат взбирался по стене старого каменного карьера в Дербишире[55], куда они приезжали с бабушкой и дедушкой на Пасху. Влажный лоб мальчика был хмурым от напряжения, рот слегка приоткрыт, глаза смотрели только на следующий выступ скалы, за который следовало ухватиться. Пора, когда верховодила Джоан и когда он послушался бы, вели она ему спуститься, уже миновала. К тому лету ему исполнилось десять с половиной, а ей было двенадцать, и она по-прежнему была выше его. Но уже задолго до этого он стал смелым и своевольным. Сестра молча наблюдала, как мышцы на его тонких руках то растягиваются, то набухают отчетливыми бугорками, а струйка крови с разодранного колена стекает на сбившийся носок. Единственными звуками были стук падавших из-под ног камешков да тихий шорох, раздававшийся, когда ботинки брата терлись о скалу. Джоан не смела сказать ни слова, чтобы не отвлечь Даниэля и не стать виновницей его падения. А когда он, маленький и далекий, приблизился к верхнему краю карьера, кажущемуся невероятно высоким, ей пришлось закрыть глаза и притвориться, будто она находится где-то в другом месте. Грозящая ему опасность отзывалась громом у нее в ушах, и сердце замирало, как будто несчастье уже произошло. Даниэль не понимал ее страхов и, когда она попыталась взять его за руку, вырвал свою ладошку из ее цепких пальцев. «Я знал, что сумею это сделать, – сказал он. – И сделал. Если б не знал, что смогу, не стал бы и пытаться».
Автомобиль медленно взбирался в гору по извилистой дороге, поднимая пыль. По пути им пришлось объехать несколько нагруженных ослов и связанных в цепочку верблюдов, которые медленно и упорно шагали следом за изнуренного вида погонщиком. У Джоан в сумочке лежал компактный фотоаппарат, который очень хотелось достать, но ей вспомнилось слово «туристка», брошенное как обвинение, и она не решилась этого сделать. Роберт говорил, что фотографировать можно лишь из машины, так как султан не желает распространять среди подданных знания о технологиях, которые им не нужны, а потому фотографировать все равно пришлось бы через стекло. Потом она все-таки вынула камеру и сняла крышку с объектива, но к тому времени верблюды уже скрылись из виду.
– Если хочешь, Джоан, – сказал Роберт, – мы можем остановиться на самой вершине и опустить стекло, чтобы ты смогла сделать снимок. Там отличный вид на город и море. Но у тебя еще будет достаточно времени, чтобы пофотографировать.
Джоан хотела спросить, сколько именно, но ответ она знала и так. Дата их отъезда до сих пор оставалась открытой. Они потратили столько времени и сил, получая разрешение сюда приехать, что пока еще даже не думали, когда покинут
