Мы его сейчас проверим.
– Ты куда? – крикнул Вовка. Но я уже был в кухне. Положил патрон на железную подставку. Зажег газ. Ничего с ним не случалось. Лежал себе и грелся, и я перевернул его, чтоб он погрелся с другой стороны, а острие пули направил на чайник. Пусть в чайник, не в меня.
Сел на стул возле плиты.
– Чего ты там делаешь? – закричал Вовка.
Я смотрел на патрон. Ничего я не делаю, сами-то они чего там делают. Подсунул нам Толик холостой патрон, без всякого сомнения. Не может боевой патрон так спокойно на подставке жариться.
Звал меня Вовка. Они там чему-то смеялись, а я смотрел на патрон.
Как вдруг дверь стала медленно открываться, от ветра что ли, и я бросился ее закрыть.
Вошел Павел. В это время раздался грохот, а потом звон в ушах, и будто зазвенели вдалеке колокольчики. Настоящий взрыв!
Влетели Вовка с Толиком, Павла даже не заметили.
– Бабахнуло… – сказал я.
Они бросились осматривать стены. На железной подставке порядочная вмятина. Стены в дырках – гильза в куски разорвана. Кругом осколки гильзы.
– А где пуля? Куда пуля делась? – орал Вовка, ползая по полу.
– Не знаю, – сказал я. Колокольчики все еще звенели у меня в ушах.
– Не в тебе ли она сидит? – сказал Павел, и ребята стали меня щупать, осматривать.
Я так перепугался, что слова сказать не мог.
– Но где же она, где?
– Посмотрите в чайнике, – наконец сказал я, – нет ли ее в чайнике?
– В чайнике нет.
– И дырки нету в чайнике?
Толик с Вовкой повертели его, осмотрели, пощупали – дырки нет, пули тоже нет.
– Может быть, она во мне? – сказал Павел.
Мы с ужасом смотрели на него. Вдруг он убит… Упадет и умрет…
Мы кинулись к нему, но Павел отстранил нас.
– Патроны еще есть? Чувствовал – неладное затеяли, да так оно и вышло… – и стал осматривать квартиру.
Патронов у нас больше не было, и мы ему об этом сказали.
Мы двинулись за ним.
Павел вытащил затвор из карабина, положил в карман. Надел нам на головы каски. Каска съехала мне на глаза, но я не шелохнулся, и ребята застыли, стояла мертвая тишина. Он постучал по каскам на наших головах – головы глухо зазвенели – и своей хромающей походкой пошел от нас прочь с нашим затвором, не хотел он больше с нами говорить.
Я поплелся за ним, а он даже не повернулся.
– Все равно, если сунутся немцы, встретим их шквальным огнем! – заорал я в отчаянии, поняв, что нам уже не вернуть затвор, и не совсем понимая, каким образом откроем мы шквальный огонь. – В крайнем случае, подложим под дом мину и взорвемся вместе с врагами!
В страхе попятились от двери старушки Добрушкины, как будто вот-вот должен произойти взрыв. Им-то что здесь надо?
Дверь так и осталась открытой, скрипела на ветру, – никто из нас не закрыл ее.
– Что он мелет?! – закричали
