с раннего утра и вынюхиваешь? Что надо? Иди, куда шла! – взметнулась Марья Ивановна.
– А где дядя Серёжа? – тоненько пропела Солоха.
– В лавку пошёл за керосином, а тебе что?
– Да тётя Клава тоже в лавку пошла и, кажись тожа того, за карасином, – сочувственно пропела Солоха.
– Ну стерва, ну Клавка, ведь предупреждала, чтобы не подходила за версту! Опять напоит, опять крыша не чинена, краны чужие по всему двору разбросаны! Третий день ходят друг за другом: то по керосин, то по спички! Ну где найти управу на пьяниц этих чёртовых? А ты чего пришла? Тебе что нужно, мелкота?
– А я чего? Я мимо шла, я за семачками к Шевченихе иду.
– А та сквалыга, что так и торгует?
– Торгует, – обречённо вздохнула Солоха.
– Посадить её, спекулянтку, давно пора, по десять копеек стакан торгует, это ж какие деньжища наторговать можно? Каждый день по два рубля. А то и по три, это ж сумасшедшие деньги! А тут с хлеба на квас перебиваешься да ещё в соседях пьянь-рвань.
Дальше шло не интересное, и Солоха направилась к Шевченихе.
У Шевченихи калитка закрывалась туго и высоко, прыгай-не прыгай – пока не впустят, не войдёшь. А войти нужно было, во что бы то ни стало. Пришлось ждать пока за забором не показалась голова самой Шевченихи.
– Здрасьте! – заорала на всю улицу Солоха – А вы семачки сегодня почём продаёте?
Шевчениха вздрогнула спиной, метнулась к калитке:
– Ну что ты орёшь, как резаная, кто тебя со двора в такую рань выпускает? Какие семечки?
– А Маривана сказала, что в тюрьму вас надо посадить, что вы семачки продаёте по десять копеек. А я ей и говорю, что не правда это, что Шевчениха, ой, что вы, тока угощаете тех, которые хорошие, тем вы сами сыплете и никаких десять копеек не просите!
– Конечно, девочка моя милая, иди, давай кармашек, я тебе жареных, тёпленьких насыплю.
Солоха радостно и доверчиво подставила Шевченихе свой бездонный кармашек. В кармашке была проковыряна ею не очень крупная дырочка, в которую часть семечек попадала в закрома, то есть в пустоту между материалом и брючной подкладкой.
Когда в кармашке семечки заканчивались, Солоха снимала брючки, выворачивала их наизнанку и вытряхивала на лавочку (уже в своём саду) дополнительную впечатляющую порцию.
– Ну иди, иди, милая, ко мне сейчас водопроводчик придёт.
– Не-а, не придёт! Дядя Серёжа с тётей Клавой за карасином ушли!
И под аккомпанемент Шевченихиной ругани Солоха выкатилась на улицу. За Шевченихой путь упирался в беленький дом Муромовых.
У Муромовых особо не забалуешь: во-первых, собака. Шавка, конечно, но злая, как сто чертей. Солоха её опасалась. Во-вторых, они жадные очень-приочень, но папа Солохин ихнюю дочку Ирку от воспаления лёгких лечил, поэтому они не могли выгнать её со своего двора взашей (а очень хотелось)!
Солоха подпёрла спиной калитку и во всю мочь горла стала звать Ирку на улицу, орала долго
