наскоро оделся, тихо вышел из спальни, так же бесшумно проследовал через кабинет и через столовую, где на кушетке спала Юлия Николаевна; снова же не произведя никакого звука, открыл замок своей отмычкой, а, выйдя, запер дверь за собой.
В отсеке для прислуги и прочих было темно и все две двери закрыты. Вот так же бесшумно, как я, запросто мог и Аспид проникнуть в генеральские покои. Подумав об этом, я включил электрический свет, распахнул сразу две двери и скомандовал:
– Подъем!..
Солдаты сразу повскакали с мест и выстроились в одних подштанниках:
– Так точно, ваш-высок-благородь!..
Офицеры же Охранки, повели себя отнюдь не по-военному – прежде, чем скинуть ноги на пол, долго протирали глаза, что-то бурчали себе под нос.
«Толстовец», лежавший на верхней полке, тоже хотел было с нее слезть, но я сказал:
– К вам, господин Балуев, это не относится, можете спать. Вы же, господа военные, должны неусыпно быть на посту, всегда при оружии в руках. Любого постороннего немедля задерживать до моего возвращения.
– Так точно, ваш-высок-благородь!
Солдатỳшки – бравы ребятỳшки похватали винтовки и взвели затворы. Офицеры, блондин и брюнет, оставались сидеть, но тоже взяли в руки свои наганы и взвели курки. На этих я, однако, рассчитывал куда меньше, поскольку глаза у обоих были соловые, и из их каюты изрядно несло сивухой.
Я уже было отпирал дверь в тамбур универсальным железнодорожным ключом, также у меня имевшимся, но тут меня настиг толстовец Балуев, все-таки вскочивший и дошлепавший до меня босиком, в одном дезабилье, и зашептал:
– Позвольте, господин штабс-капитан…
– В чем дело, господин Балуев?
– Гм… Великая просьба… Не могли бы вы переселить меня в другую каюту?
– Что, соседи обижают? – спросил я.
– Да не то чтобы… но… водку изволили пить до самой ночи…
– Что ж, – ответил я, – водку пьянствовать – не слишком с их стороны достохвально, однако воспретить я им никак не могу, мы сними – по разным ведомствам.
– Да водка бы – ладно еще; так они ж ее копченой колбасой закусывали…
– Колбасой – это вполне обычное дело, – ответствовал я, пряча злорадство в голосе (признаться, не люблю всякого рода святош). – Они, очевидно, не толстовцы; не морковкой же им водку закусывать.
– Но вся каюта, пардон, провоняла их колбасой, а у меня, знаете ли, на это мясное амбре…
– Вы же знаете, других мест в вагоне нет.
– А не могли бы вы меня – туда?.. – он кивнул в сторону генеральских покоев. – Я бы – хоть в кресле, хоть на стуле…
Ну, уж тут бы я при сложившихся обстоятельствах отказал, наверно, даже самому графу Толстому.
– Сие решительно никак невозможно, – сколь сумел твердо сказал я. – Придется вам потерпеть, господин Балуев, в стране вон революция.
– Да, да, понимаю… – печально вздохнул он, прошлепал обратно и, кряхтя, взобрался на свою полку.
И тут лишь я вспомнил, кто путешествует в соседнем вагоне… Нет, господа, увольте!..
