style="font-size:15px;"> – Верно, – кивнул Иван. – И верно то, что не будь Копчика среди восьмерки жмуров, ты бы не задергался. И уж конечно…
– Нет! – негромко, но сильно перебил его Соленый, и Хруст почувствовал, почти увидел, как в тускло светящемся золотыми коронками рту Соленого влажно блеснули звериные клыки.
(… хищное существо, прятавшееся за неброским костюмчиком и изношенной оболочкой человеческого тела, таившееся в этой, жалкой на вид, оболочке, заворчало и… обозначило свое присутствие… намеренно обозначило…)
– Мне из-за Копчика дергаться не по чину. Я таких, как Копчик, на хую вертел. Нет, – Соленый нахмурился и предостерегающе поднял узловатый указательный палец правой руки, – он, конечно, правильный был пацан, и разобраться здесь надо, но… Разобраться, а не, как ты выразился, дергаться. Дергаться из-за него по-хорошему тебе бы следовало, – он усмехнулся, – как никак твой крестник. Ты ведь и кликуху– то через него получил, так ведь? А он – свою, не забыл?
Иван тоже усмехнулся. Он не забыл. Он помнил тот случай, но не столько из-за Копчика и своей "кликухи", сколько…
* * *
С двумя дежурными ментами Иван тогда поехал в местный пивной бар с ласковым названием "Ивушка" – не пиво пить, а брать, или если угодно, хомутать, не в меру расшалившегося местного хулигана, Ваську-обормота (так его звала собственная мамаша, часто рыдавшая у Хруста в кабинете, то в смысле "отпустите сыночку, без папаши рос", то – "заберите стервеца, житья от него никому нету"). Обормот Васька, здоровенный двадцати двухлетний амбал, давно уже тянулся на зону, а сейчас вообще был в розыске за две угнанные тачки и развороченный хлебальник владельца одной из них, и… Тут как раз звонок из "Ивушки".
Войдя в кабак (обычно чистенький и вполне приличный), Иван увидел много валявшихся на полу стульев, разбитый вдребезги пластиковый столик, несколько испуганно жавшихся к стенке посетителей и Ваську-обормота, державшего за грудки какого-то длинноволосого парня и чего-то ему, парню, втолковывавшего. Рядом с ними крутилась, заламывая руки, плачущая девчонка, и судя по жестам и бессвязным восклицаниям, умоляла Ваську отпустить с миром её кавалера, который по её же восклицаниям, "просто-ну-пожалуйста-пошутил-не-про-вас". Кавалер, методично встряхиваемый Васькой, ничего не восклицал и вообще мало чего понимал, ввиду почти полной отключки, опять же по причине то ли разбитой (явно Васькой) физиономии, то ли пьяного недоумения. Еще двое длинноволосых ребят валялись на полу, суча ногами и руками, но не делая попыток подняться – не из-за особых травм (как машинально отметил для себя Иван), а по причине вполне понятного и естественного страха. В общем, картина была ясная, понятная и (как показалось навскидку Ивану) не особо опасная.
– Хорош, Вася, – негромко, но звучно, проговорил Иван, – отпусти пацана и двигай ко мне.
Васька его услышал. И пацана отпустил. Ничего другого Иван и не ожидал – он и тогда уже, пять лет назад, был вполне известной фигурой районного масштаба,
