а и опускаюсь в свою мягкую, холодную, душистую постель, чувствуя, как нечто монолитное накрывает сверху, принося практически смертельную сонливость, от которой не могу двинуть ни рукой, ни ногой, немеют члены и мускулы наливаются неподъемной тяжестью. И в непостижимом страхе больше никогда не проснуться, я забываюсь липким тяжелым сном. Когда гаснет последняя мысль, улетая в черноту запоздалым светлячком, я, наконец, смиряюсь с концом, но тут же, через несколько секунд, делаю новый вдох и в ужасе открываю глаза.
Я жива. Вокруг больше нет моего дома. Я сижу на опушке леса, на моих коленях дневник, где различаю записанные моей рукой вопросы. Я – Алиса из сказки про волшебный папоротник, та девочка из разрушенной семьи, у нее был дневник, куда она записывала непонятности, чтобы потом во взрослой жизни не забыть разъяснить их для себя. Так и я записываю то, что осталось темным без ответа, чтобы потом, когда настанет свет, – не забыть ответить: кто я? Почему все произошло так, как произошло? Кто были те люди, которые встречались на пути и которых я любила и ненавидела? Почему? Что будет со мною после смерти? Что будет после смерти с моими детьми? Я веду рукой по написанным буквам, и последний светлячок мысли улетает в темнеющее небо, голова моя склоняется от глубокого сна. Последнее что я вижу – это падающая на дневник синяя лента с моих волос. Все-таки мы очень похожи с Алисой…
Я снова делаю вдох, не дышать невозможно, если ты хочешь жить… И открываю глаза, видя перед собой комнату полную кукол. Тысячи глаз смотрят в одну точку, и я чувствую бездушность их взгляда. Я старая уставшая Миссис Вридли и кроме пустых голов с искусственными волосами и ничего не видящими стеклянными глазами, – у меня ничего не осталось, даже слез…Только робкая, хоть и напрасная надежда, что все-таки кто-то пожалеет меня… Затаиваю дыхание и закрываю глаза, побыстрее желая убраться из этой пыльной захламленной мертвецами и несбывшимися надеждами комнаты …Моя голова падает на грудь, словно я сломанная кукла…
Жду, не дышу, боюсь… Но долго не дышать не получается, глоток воздуха, шарик кислорода выталкивается из горла с боем, хватаясь за другие такие же шарики и резво улетает разноцветным пузырем вверх.
Я на улице у крыльца какого-то дома, туда входят люди, держа в руках нарядные подарочные коробки, цветы и шарики. Я – Николь, девочка из сказки про Верины мечты, которой очень хочется, но страшно и неудобно входить туда, куда ее не звали. На крыльцо выбегает другая девочка, точно с таким же лицом, что и я, призывно зовет меня войти. Отрицательно мотаю головой, это не моя семья, мне нельзя там быть, я не имею к этому хорошему никакого отношения. Другая Николь смеется, отмахиваясь. Заходи и ты будешь иметь к этому отношение. Обещаю. Я верю ей и радостно бегу навстречу.
Долго ничего не происходит, дышу, но не открывая глаз. Чувствую, меня куда-то несет. Вокруг шумно, как на вокзале, слышны паровозные гудки, звон металла, шум машин, крики рабочих…
Я сильная и храбрая, в моей жизни мне пришлось преодолеть многое и, тяжело вздохнув, смело открываю глаза. Увиденное поражает мой разум…
Что же я вижу?
Огромное чудовищное строение, мчащееся на всех парах, шплинтах, колесах и рельсах, уходящее тонкой чугунной трубой высоко в небо, содрогаясь, со скрежетом несется вперед. Оно утыкано всевозможными деталями, которые сами по себе производят тысячи движений, звуков и работ, одновременно шагая в ногу с общим ритмом. Какие-то винты выпадают из живого строения, тут же пойманные на лету крылатыми созданиями из пластика, металла и картона. Некоторых ставят на место, другим находят новое применение, и уносят и вносят куда-то. Пока я кручу головой, рассматривая этого немыслимого ходячего монстра, сделанного из шевелящихся деталек, мне приходит в голову, что они живые и верно имеют лица. И только я так подумала – в едином порыве все они развернулись ко мне, действительно проявляясь человеческими образами. Кто-то хмуро смотрит, кто-то досадливо ожидает, другие, наоборот, открыто улыбаются. В их взглядах я читаю приветствия. Тем временем, ходячий дом делает остановку, детальки тут же перестраиваются, открываются гигантские створки, из которых выпрыгивают подобно отверткам его жители, мастерски приноравливаются к починке на медленном ходу. Утихают громоздкие и мелкие механизмы, делая передышку. Пока я засматривалась на их работу мимо меня на бегущей ленте проехали, словно праздничные гирлянды, десятки зеркал, среди которых были и кривые. Я улыбнулась шествию, зеркала поприветствовали меня, и тут же в них я завидела себя: яркой веселой погремушкой в виде матрешки, висевшей на атласном бантике в этом жужжащем живом улье. Надо же, матрешка! В последнем проезжающем зеркале обращаю внимание, что сзади меня висят еще несколько ярких игрушек. Повернувшись, вижу моих детей – веселые маленькие елочные безделицы; они стали сталкиваться со мною, мило потираясь и счастливо звеня. Мне стало смешно. Надо же, ни на что более не гожусь, как висеть здесь в виде яркой побрякушки?
Полки с отвертками закончили работу и с грохотом закрылись, тут же открылись другие, из которых повыскакивали какие-то гайки, рулоны, карандаши и мячики. Дом зашумел и поплыл дальше,
