женщины и мужчины, а также дети, уже достаточно взрослые для концентрации внимания, – и скудный, умирающий солнечный свет казался далеким, даже нежным; пылинки были не видны. Это был тот вечерний час, когда мухи, казалось, исчезали заодно с ярким светом и было еще слишком рано для комаров. На представлении в шесть тридцать цирк был всегда переполнен.
Первым номером программы была «Женщина-змея», «бескостная девушка» по имени Лакшми (богиня богатства). Это была красивая акробатка – никаких признаков рахита. Лакшми было всего четырнадцать лет, но резко очерченные скулы делали ее старше. Она была одета в ярко-оранжевое бикини с желтыми и красными блестками, которые сверкали в свете стробоскопа; она была похожа на рыбу в своих чешуйках, отражающих свет, сиявший словно из-под воды. В главном шатре было достаточно темно, так что меняющий цвета луч стробоскопа производил сильное впечатление, но остаток позднего солнечного света все еще освещал шатер, и можно было разглядеть лица детей в аудитории. Доктор Дарувалла подумал, что, кто бы ни говорил про цирк как зрелище для детей, это было верно лишь наполовину; цирк был также и для взрослых, которым приятно было видеть детей, увлеченных зрелищем.
Почему я не могу сделать это? – спрашивал доктор самого себя, думая о безыскусном блеске «бескостной девушки» по имени Лакшми и о мальчике-калеке, брошенном на вокзале Виктория, где воображение доктора Даруваллы стопорило, едва заработав. Вместо того чтобы создавать что-то чистое и манящее, как цирк, он занял свой мозг погромами и убийствами – персонифицированными Инспектором Дхаром.
Жалкое выражение на лице доктора Даруваллы, неверно истолкованное старым мистером Сетной, было просто глубоким разочарованием доктора в самом себе. С сочувственным поклоном доктору, который сидел одиноко в Дамском саду, стюард-парс позволил себе редкий момент фамильярности, сказав проходящему мимо официанту:
– Я рад, что я не та крыса, о которой он думает.
Дело не в соусе карри
Конечно, проблемы фильма «Однажды мы поедем в Индию, дорогая» заключались не только в алкоголизме Дэнни Миллса и в том, что это был невольный плагиат фильма «Темная победа»; и не только в том, что Гордон Хэтэвей напрасно внес изменения в «оригинальный» сценарий Дэнни, или в том, что режиссера преследовали геморрой и грибок. Хуже другое – актриса, которая играла умиравшую, а затем исцелившуюся жену, была бездарной красоткой и постоянной героиней колонок желтой прессы Вероникой Роуз. Ее друзья и коллеги звали ее Верой, но родилась она под именем Гермиона Роузен в Бруклине и была племянницей Гордона Хэтэвея (дочерью C. М.). Фарруху предстояло узнать, как тесен мир.
Продюсер Гарольд Роузен однажды откроет, что его дочь занудливо пошловата, о чем остальная часть мира догадывалась с первого взгляда на нее; тем не менее Гарольд был под таким же прессом своей жены, как и ее брат Гордон Хэтэвей. Гарольд руководствовался надеждой жены,
