хотя имела полное право тебя добить.
– Да что ты такое говоришь! – воскликнул турок, сначала залившись краской, а потом побледнев. – Тот капитан, что сражался, как бог войны, – женщина?! Нет! Не может быть! Женщина не могла победить и выбить из седла Дамасского Льва!
– Это была герцогиня д’Эболи, известная среди христиан под именем Капитан Темпеста, – сказал Эль-Кадур.
Мулей-эль-Кадель был настолько поражен, что на какое-то время потерял дар речи.
– Женщина! – с болью вырвалось у него. – Дамасский Лев обесчещен, и теперь ему остается только сломать свою саблю.
– Нет, такой храбрый воин, как ты, не может сломать самый доблестный клинок турецкого войска. Женщина, что одержала над тобой победу, – дочь самого знаменитого фехтовальщика, которым гордится Неаполь.
– Но ведь это не он меня сразил, – почти с рыданием в голосе ответил турок. – Меня выбила из седла женщина! Честь Дамасского Льва теперь утрачена навсегда!
– Та, что победила тебя, – благородная дама, Мулей-эль-Кадель!
– Она станет меня презирать.
– Нет, потому что теперь твоя противница по поединку взывает к великодушию Дамасского Льва.
В глазах турка сверкнул огонь.
– Моя противница нуждается во мне? Разве Капитан Темпеста не погиб?
– Он жив, но ранен каменным ядром.
– Где он? Я хочу его видеть! – крикнул Мулей-эль-Кадель.
– Чтобы убить? Моя госпожа – христианка.
– А кто же ты?
– Я ее верный раб.
– Это герцогиня послала тебя ко мне?
– Да.
– Чтобы просить меня помочь ей бежать из Фамагусты?
– И не только об этом.
– А в твое отсутствие ей не угрожает никакая опасность?
– Думаю, нет. Она в надежном убежище, и потом, она не одна.
– Кто ее охраняет?
– Ее лейтенант.
Мулей-эль-Кадель снял со стула длинный плащ из темной шерсти, взял со стола два длинноствольных пистолета с рукоятями, украшенными серебром и перламутром, и сказал арабу:
– Веди меня к твоей госпоже.
Эль-Кадур взглянул на него с недоверием:
– А ты обещаешь, что не выдашь ее?
Щеки турка вспыхнули.
– Ты что, не доверяешь мне? – возмущенно вскинулся он. Потом, помолчав, снова заговорил: – Ты прав, она христианка, а я турок, враг христиан, но знай, я не одобряю жестокостей великого визиря. Его зверства навсегда обесчестили оттоманское войско. Ты араб, и я не знаю, христианин ты или приверженец пророка, но ты должен знать Коран и знать, что турки не клянутся на своей священной книге, в отличие от той, что причудливо написана блестящим пером архангела Гавриила. Эта книга обязательно найдется у кого-нибудь из муэдзинов, и я готов торжественно поклясться на ней в твоем присутствии, что спасу твою госпожу, которой обязан жизнью. Хочешь?
– Нет, господин, – ответил араб. – Я верю тебе и без клятвы. Я знал,
