волк отвесил герцогине шутливый поклон, с трудом согнув спину и сняв берет, а потом пошел следом за своим юным спутником, бормоча себе под нос:
– Поступил приказ задать храпака, и я подчиняюсь, ибо приказ отдал победитель, вернее, победительница первого клинка негодяев-мусульман.
Перпиньяно подождал, пока тот задремлет, потом подошел к герцогине и тихо сказал:
– За нами следят.
– Кто? Янычары? – с опаской спросила герцогиня.
– Капитан Лащинский.
Герцогиня вздрогнула:
– Как? Он еще жив? А вы не обознались, Перпиньяно?
– Нет, синьора. Он принял мусульманство, чтобы спасти свою шкуру.
– А кто вам это сказал?
– Он сам.
– Сам?
– Я его только что встретил, он рыскал по развалинам, а незадолго до этого он видел Мулея-эль-Каделя вместе с Эль-Кадуром.
– Может быть, он выискивает наше убежище, чтобы сдать нас в руки Мустафе?
– От этого отступника, синьора, который отрекся от своей веры, можно ожидать любого скверного сюрприза. Если бы у меня был не ятаган, а меч или был бы запален фитиль пистолета, я бы не раздумывая напал на него. Он тайком за мной шел…
– До этого места?
– О нет, мне удалось его перехитрить, и он не узнал, где мы прячемся.
– Интересно, почему этот человек, в прошлом христианин, так храбро сражавшийся с Дамасским Львом, так меня ненавидит?
– Вероятно, за то, что вы, женщина, оказались храбрее его, заслужили большее уважение и одолели Дамасского Льва.
– И он догадался, что я женщина?
– Я в этом не сомневаюсь.
Араб, который все это время молчал, стоя по другую сторону ложа, на этот раз вмешался:
– Синьор Перпиньяно, – сказал он, по обыкновению холодно и решительно, – вы думаете, капитан и дальше будет шататься возле нашего убежища?
– Вполне возможно, – ответил венецианец.
– Ладно, пойду и убью его. Одним врагом и одним турком станет меньше.
– Эль-Кадур! – крикнула герцогиня. – Ты хочешь на всех навлечь беду?
– Я никогда не промахиваюсь, когда стреляю, госпожа, и запалить фитиль – пустяковое дело, – отвечал дикий сын Аравии.
– Но выстрел может привлечь дозор янычар, и тебя схватят.
– Что мне моя жизнь, когда дело идет о помощи госпоже? Разве я не твой раб?
– Они могут обнаружить и наше убежище.
– Я на них наброшусь с ятаганом и поломаю их мечи, – сказал Эль-Кадур, глядя на герцогиню сверкающими в полутьме глазами. – Я отступился от веры предков, я христианин, но достоинства не потерял: мой отец был великим аравийским воином, и я ему в этом не уступлю, госпожа. Я его сын. Он доблестно принял смерть, с оружием в руках защищая свое племя. Так почему же я не могу умереть, защищая дочь человека, который вызволил меня из рабства?
Араб
