Ральф в конце концов обнаружил, что не может позволить себе еще и эту покупку. Пришлось довольствоваться чемоданом Эдди – очень похожим, но подешевле, потрепанным и без кармана на молнии.
И вот теперь, когда они шли мимо того самого магазина дорожных сумок, Ральф вдруг остановился: ему в голову пришла безумная мысль.
– Эй, Эдди, погоди-ка. Знаешь, что я решил сделать с этой премией – с полусотней долларов? Куплю-ка я этот саквояж – прямо сейчас.
– Ты чё, больной? Сорок баксов за саквояж, который нужен раз в году? С ума сошел. Идем!
– Ну не знаю. Думаешь, не надо?
– Слушай, дружище, ты б не разбрасывался деньгами. Пригодятся еще.
– Ну да, – согласился наконец Ральф. – Ты прав, наверно.
И снова зашагал с Эдди в ногу, ко входу в метро. Именно так у него в жизни все обычно и складывалось. Такого саквояжа ему не видать, пока он не станет зарабатывать больше, и он с этим смирился – как смирился безропотно, после первого же тонкого намека, с тем, что невеста отдастся ему только после свадьбы.
Проглотив двух приятелей, метро стучало и грохотало, и трясло их в безумном трансе добрые полчаса, и в конце концов изрыгнуло из своих недр в вечернюю прохладу Квинса.
Сняв на ходу плащи и ослабив галстуки, они позволили легкому ветру высушить пропитанные потом рубашки.
– Какой план? – спросил Эдди. – Во сколько мы должны объявиться завтра в этом пенсильванском городишке?
– Да когда удобнее, – отвечал Ральф. – Вечером, в любое время.
– И что будем делать? Какого черта вообще можно делать в такой глухомани?
– Ну не знаю, – будто оправдываясь, проговорил Ральф. – Ну посидим, поговорим, наверное. Пива попьем со стариком. Мало ли что еще. Не знаю.
– Господи, – простонал Эдди. – Ничего себе уик-энд. Вот счастье-то.
Ральф вдруг остановился посреди тротуара, охваченный внезапным приступом ярости, и скомкал в кулаке мокрый плащ.
– Слышь, ты, козел! Никто не заставляет тебя туда ехать – ни тебя, ни Марти, ни Джорджа, никого. Заруби себе это на носу. Мне не нужно от тебя никаких одолжений, усек?
– Да ты чё? – удивился Эдди. – Ты чё? Шуток не понимаешь?
– Ага, шуток, – процедил Ральф сквозь зубы. – Тебе все шуточки.
Он угрюмо поплелся следом за Эдди, едва сдерживая слезы.
Они углубились в квартал, где оба жили: то был двойной ряд аккуратных, совершенно одинаковых домиков, протянувшийся вдоль той самой улицы, где они всю жизнь дрались, и слонялись, и играли в стикбол[4]. Эдди распахнул входную дверь своего дома и пригласил Ральфа в прихожую, где прозаически пахло цветной капустой и уличной обувью.
– Заходи давай, – проговорил он и махнул большим пальцем в сторону закрытой двери в гостиную, а сам качнулся назад, чтобы уступить дорогу приятелю.
Ральф открыл дверь, прошел три шага – и вдруг его словно ударили
