style="font-size:15px;"> Пашка понурился и промычал:
– М-кг… – что вполне могло означать и да, и нет.
– Что-то долго не едут… Может, вообще не приедут… Вовсе…
Пашка смотрел на неё испуганными глазами, и слёзы сами собой покатились по щекам.
– Чего ты! – испугалась Зинка. – Я просто так… бывает же… Может, они передумали… Нет… Наверно, денег на билет не хватает… Это далеко лететь, а денег мало…
Пашка дёрнулся и хотел перебить Зинку, потому что у него в руке золотая гайка, и если её расплавить и сделать кучу золота, то может, этих денег и хватит… Он уже так привык думать, что за ним приедет большой дядя и тётя, и девочка Кити, он уже даже во сне их сегодня видел… И вот сейчас пошёл посмотреть на свои богатства, которые им подарит… Даже Мишику, Мишаню… А тут… Он смотрел на Зинку и слёзы снова покатились по щекам…
– Какой ты, Пашка! Я только так сказала, а вовсе не потому, что не приедут… Раз обещали, значит, приедут… Зачем им не ехать? Они же один раз приехали… Просто я думала, они много денег потратили на игрушки, на мороженое и им сразу на билет не собрать, а вот наберут и приедут.
И тут Пашка не выдержал:
– Я им гайку подарю!
– Зачем? – Зинка даже оторопела.
– Она золотая! Видишь! – Пашка показал на посверкивающую царапину на жёлтой грани.
– Золотая? – усомнилась Зинка.
– Золотая! – подтвердил Пашка. – Только ты никому не говори, а то Сашка обязательно сопрёт.
– И ты её отдашь?! – изумилась Зинка.
– Отдам! – легко согласился Пашка. – А то так денег ни за что не хватит…
– Правильно! – обрадовалась Зинка. – А если останется сдача, они тебе ещё мороженого купят и синие такие штаны, как у Кити были, называются джинсы, и ещё картошки и с салом нажарят…
– Я тебя обязательно позову, Зинка, ты не думай! – Пашка забрал у неё из рук гайку и торопливо стал прятать все сокровища в щель под полочку, на которой торчали ботинками с облезлыми мысками и сбитыми каблуками. – Не веришь?! – вдруг обернулся он.
Но Зинки уже не было рядом.
Мелькнула в дверном проёме её спина, втянутая в сведенные плечи голова. И Пашке показалось, что она тихо плакала.
Скандал начался сразу, как только Трындычиха утром вошла в спальню и почувствовала, проходя мимом кроватки Кучина, запах мочи. Она остановилась, сморщила нос, посмотрела на съёжвшегося под протёртым суконным одеялом мальчишку, и гримаса отвращения и ненависти передёрнула её. Одной рукой она выхватила из постели маленькое тельце и молча поволокла за собой. Две морщины, как две канавки, на переносице и вдоль всего лба врезались в Васькино лицо. Ноги его чуть доставали до пола, он летел по воздуху, хрипло попискивая от страха и нестерпимой боли в запястье и плече.
Стайки ребят, ещё полусонных, кидались
