style="font-size:15px;"> Аря сделала серьезное лицо и прочитала с выражением:
Бедный ежик ежится —
Все ему не можется:
Искривилась рожица
Посинела кожица.
Мать его тревожится —
Вот забот умножится!
Девочка сделала реверанс и посмотрела на нас выжидающе. Рука с марлечкой оторвалась от моей синей спинки и застыла над тазиком: кап, кап…
Я посмотрел на Пауста, обернулся к Марине, что-то пробежало между нами – и мы заржали так, как не ржали никогда в жизни.
Мы с Паустом свалились на пол, скорчившись в конвульсиях и давясь от смеха.
Пауст хрюкал, сопел и плакал. Он силился сказать «ежик», но у него получалось только «ё», и дальше его колбасило с новой силой.
Когда мы пытались посмотреть друг на друга, то новая волна ржача захлестывала нас и прибивала к полу.
Марина закрыла лицо руками и беззвучно тряслась на стуле. С трудом собравшись, она махнула рукой Арине, что та может идти.
…
Даже через несколько минут, когда основная волна спала, мы избегали встречаться взглядом, опасаясь очередного приступа.
Это было море, нет – океан позитива! В мире больше не существовало ни Мерзлякова, ни ментовки, ни живодерни.
Радость и беззаботность молодости фонтанировали из нас, сердца были наполнены любовью друг к другу, все стало правильно и хорошо, и все будет хорошо!
И тут я понял, кто мне нужен здесь и сейчас и до конца жизни! Я знаю, что смогу пройти все ради нее!
– Пауст, набери Юлю. Я такой дурак, и я так счастлив!
– Набираю!
…
Но телефон зазвонил сам. Пауст взял трубку и сказал: «Да, он здесь».
– Ромыч, срочно спускайся вниз. У подъезда служебная машина отца.
Я вытер слезы, обнял Пауста и Марину и пошел к лифту. Возле лифта стоял то ли спецназовец, то ли омоновец.
В гостях у Пауста-старшего
– Ты – Роман Монин?
– Я.
– Я от Льва Семеновича. Поедешь со мной. Дай руку.
Он пристегнул меня к себе наручником.
– А это зачем?
Он посмотрел на меня с таким изумленно-пренебрежительным видом, словно я попросил его постирать мне носки. Вопросов больше не было.
Перед подъездом стояла БМВ с мигалками, и уже через несколько минут мы остановились возле трехэтажного желтого здания в районе Китай-города.
Меня провели в подвал, и мы вошли в небольшую чистую камеру со столом и двумя стульями. Наверху горела лампочка.
Не то спецназовец, не то омоновец отстегнул наручники.
– Жди!
Хлопнула дверь, и лязгнул засов.
…
Я не понимал, что происходит, но мысли о Юле затмили для меня
