И что его хозяину просто хочется немножко ласки, от него хочется, от молодого и сильного, ласки трепетной, нежной и совсем короткой? И, главное, не женской?
Рука его легла за дощатую поверхность двери и осторожно ее оттолкнула.
– Папа, что ты здесь делаешь?..
Илья Никодимыч похолодел и медленно поднял руку со свечой вверх. Комнатка была крохотной, Яшка тут только ночевал, а для этого много места не надо. Свет тут же рассыпался дрожью по потолку и стенам.
Сначала Илья Никодимыч увидел сына. Сразу не узнал, пришлось вглядеться. Тот факт, что сын не одет, поначалу ускользнул от его внимания, а через пару секунд явился во всем великолепии.
За спиной быстро поднявшегося сына Илья Никодимыч узрел голого перепуганного Яшку, быстро убирающего с лица лохматую челку и неловко пытающегося подтянуть колени к подбородку.
– Это что это тут такое… – прошептал Илья Никодимыч, не в силах оторвать взгляд от конюха. Владимир вскочил на ноги и попытался попасть ногой в брючину. – Эт-то что же тут такое…
Он повторил это еще пару раз, а потом замолчал, пришпиленный увиденным, стараясь аккуратно расставить все по местам. Не сходилось, расползалась картина огромными прыгающими по комнатке тенями. Наконец-то справившись с брюками, сын снова открыл взгляду отца Яшку, который попытался было соскочить со своей кровати, но не стал это доделывать, а так и остался сидеть в углу, натянув на себя какую-то ветошь.
Резкий запах конюшни ударил в нос, до этого Илья Никодимыч его не ощущал. Они с сыном стояли друг напротив друга, не решаясь продолжать какие-то действия.
– Матери не говори, – угрожающе произнес сын, медленно накручивая рубашку одной рукой на кулак другой. – Она со мной Яшку отправляет, чтобы я не один там… боится. Мы уезжаем через час. Ты нас больше не увидишь.
Илья Никодимыч вспомнил про бутылку, что была в руке, поставил ее на стол, выдернул пробку и, отставив в сторону руку с источником света, стал пить, запрокинув голову, зажмурившись, обливаясь и давясь.
Яшка как сидел на пятой точке, так на ней и подполз к краю кровати. Быстро спустил с нее голые длинные ноги и, прижав к низу живота тряпку, служившую ему одеялом, быстро вышел за дверь. Илья Никодимыч уронил опустевшую бутылку. Сын наклонился, поднял ее и осторожно поставил на стол.
Илья Никодимыч проследил за его движениями. Какой-то чужой человек был рядом с ним и трогал его вещи. Он пожалел о том, что коньяка не осталось – он мог бы снова задрать голову и пить, пить, пить. Так он бы не должен был смотреть в глаза сыну, который чего-то от него ждал.
«Умереть бы сейчас», подумал Илья Никодимыч, и мысль эта была умиротворяющей. То, что нужно. Казалось, щелкни он пальцами, и свершится. Казалось, что все получится. И не будет тогда этого стыда, теплого и вязкого, плотно
