Все те же деревья любопытно заглядывают в огромные окна. Все тот же дружный топот бесполезных подчиненных, с необъяснимым энтузиазмом несущихся по длинным коридорам на непонятную им самим работу.
Завтракая свежайшими продуктами из своего холодильника-самобранки (или самобрана?), Стас сосредоточенно обдумывал вчерашний разговор с Лилией.
Может, и правда стоит встретиться с этими говорунами? В конце концов, он все равно понятия не имеет, что ему здесь делать – так почему бы и не это? Тем более что мысль, пришедшая ему в голову перед обрушением в сон, оказалась явно не бесполезной: получается, беда только в том, что он не сумел как следует придумать себе нужных сотрудников. Но тогда, если обещанные Лилией говоруны – действительно ученые, то, может, среди них окажутся и те, кто сумеет этих сотрудников научить всему необходимому?
С другой стороны, предлагаемый ею визит выглядит как-то не очень красиво: она, пользуясь своим обаянием, вынудит их общаться с тем, кто для них смертельно опасен… С его, Стаса, стороны это можно считать порядочным? Ему почему-то казалось, что нельзя.
Конечно, можно поставить Лилии ультиматум: он пойдет к этим говорунам только в том случае, если они будут знать, что он и есть тот самый ожидавшийся всеми вирусоносец. А там пусть они сами решают, впускать его или нет.
Кстати, неплохо бы еще понять, почему вообще Лилия так страстно на этом визите настаивала. У нее-то какой интерес в этом случае? А то ведь ультиматум вполне может и не сработать…
Ни к какому окончательному решению Стас до окончания завтрака так и не пришел, поэтому, на всякий случай озираясь, выбрался из института с намерением действовать по обстановке. И только отойдя от входной двери на приличное расстояние, удивился: интересно, кто открыл утром эту дверь, запертую изнутри на ножку крепкого стула?
Погруженный в неоправданно глубокие размышления по столь ничтожному поводу, у ворот парка он внезапно столкнулся с тремя одинаково тощими и одинаково коротко стриженными парнями. Они были одеты в одинаково неброские серые одежки и смотрели на Стаса одинаково жалко и растерянно. Однако, несмотря на эту жалкость, разминуться с ними они ему все-таки не дали, настойчиво повторяя, что ему совершенно необходимо идти с ними, и что никто ничего плохого ему не сделает. Выяснить удалось только, что Стаса ждет для разговора кто-то чрезвычайно значительный и даже практически великий.
У Стаса немедленно возникли два предположения, одно из которых он тут же и проверил, спросив у одного из серых, когда тот родился. Тот, как и следовало ожидать, тут же остолбенел, и Стас удовлетворенно кивнул, похвалив самого себя за сообразительность: как он и предположил, это были экторы кого-то из приоров.
Сделав несколько попыток отбиться от бесцеремонного приглашения, он понял, что отвертеться не удастся. Несколько утешала только полученная вчера от Лилии весьма спорная информация о его бессмертии –
