родка, пытаясь собраться с мыслями. Но никаких объяснений в голову не приходит.
Последнее, что помню: было воскресенье, и я перекрашивала стены спальни в ярко-желтый цвет. Фрида, предложившая помощь, придирчиво оценивала выбор краски.
– Слишком солнечно для спальни, – безапелляционным тоном заявила она. – А что будешь делать в пасмурную погоду? В такой комнате подольше не поспишь!
Я обмакнула кисть в краску, аккуратно сняла лишнее и взобралась на стремянку.
– Вот и славно.
Наклонившись, я провела кистью вдоль длинной узкой оконной рамы.
Теперь я лежу и тщетно пытаюсь вспомнить, что было дальше. Я не помню, как мы перекрашивали спальню, любовались законченной работой и прибирались. Я не помню, как благодарила Фриду за помощь и прощалась с ней. Я не помню, как ложилась спать в солнечной комнате, резко пахнувшей свежей краской. Но все это наверняка было, иначе как бы я оказалась в кровати? Впрочем, это явно не моя кровать – значит, я еще сплю.
Однако происходящее не очень-то похоже на мои обычные сны. По ночам мне чаще снятся фантастические миры, где не действуют привычные законы времени и пространства. Я, видите ли, слишком много читаю. Слышали о романе «Надвигается беда»? Он только-только появился на полках книжных магазинов, а ему уже прочат судьбу самой продаваемой книги 1962 года. Рэй Брэдбери замечательно пишет, я настоятельно рекомендую купить его книгу каждому покупателю, пришедшему в нашу с Фридой книжную лавку за «чем-нибудь захватывающим».
«Этот роман вам будет сниться», – убеждаю я покупателей. И надо же, позапрошлой ночью он действительно мне приснился. Я бежала следом за Вилли Хеллоуэем и Джимом Найтшедом, двумя юными героями Брэдбери. Они спешили на таинственный карнавал, начавшийся в Гринтауне поздней ночью, а я пыталась их образумить, но любопытные тринадцатилетние мальчишки просто не обращали на меня внимания. Я за ними не поспевала, ноги почему-то не слушались. Уилл и Джим убежали вперед, превратились в темные точки, потом и вовсе растворились в темноте, а я стояла и плакала от бессилия.
Словом, вы поняли: я не из тех женщин, которым может присниться простой и скучный сон о пробуждении в чужом доме.
Эта спальня гораздо просторней моей и куда лучше обставлена. Стены выкрашены в серо-зеленый, а не в насыщенно-желтый цвет, мебель стильная и современная. Покрывало аккуратно свернуто в ногах, мягкие простыни так и льнут к коже. Уютное, до мелочей продуманное гнездышко.
Я забираюсь под одеяло и закрываю глаза. Если зажмурюсь покрепче, то скоро окажусь где-нибудь в Тихом океане и буду хлестать виски с веселой толпой оборванцев на палубе собственного китобойного корабля. Или закружу высоко в небе над Лас-Вегасом, раскинув огромные руки-крылья, и ветер будет трепать мои волосы.
Но ничего подобного не происходит. Я слышу мужской голос:
– Катарина, родная, проснись.
С трудом разлепляю веки – под ними словно песком посыпано – и вижу перед собой невероятно синие глаза.
Опять зажмуриваюсь.
На мое плечо – совсем голое, если не считать тонкой бретельки ночной сорочки, – ложится мужская рука. Давненько ко мне так не прикасались. Но некоторые ощущения ни с чем не перепутаешь, как бы редко ты их ни испытывала.
Наверное, я должна не на шутку перепугаться. Это ведь естественно: прикосновение незнакомца к обнаженному телу должно вызывать страх, даже если все происходит во сне.
А мне, как ни странно, приятно. Воображаемый незнакомец осторожно, но уверенно сжимает мое плечо, поглаживая большим пальцем кожу. Я наслаждаюсь, не открывая глаз.
– Катарина, родная, просыпайся. Я не хотел тебя будить, но у Мисси горячий лобик. Она хочет к тебе. Вставай, пожалуйста.
Я с закрытыми глазами обдумываю его слова. Размышляю о том, кто такая Мисси и с какой стати я должна беспокоиться о ее здоровье.
Во сне мысли путаются, и в голове почему-то всплывает песня, которую часто крутили по радио несколько лет назад. Я помню мелодию, но почти не помню слов – ее пела Розмари Клуни. В общем, что-то про любовь, от которой люди сходят с ума. Мне становится смешно: я-то, похоже, точно сошла с ума.
Открываю глаза и сажусь. Синеглазый незнакомец убирает теплую ладонь с моего плеча. Эх, жалко…
– Кто вы? – спрашиваю его. – И где я?
– Катарина, что с тобой? – озадаченно спрашивает он.
Для справки: меня зовут не Катарина, а Китти.
Ну, хорошо, полное имя – Катарина. Но мне оно никогда не нравилось, слишком официальное. И длинное – «Ка-та-ри-на», «Китти» выговорить куда проще. Не удовлетворившись привычной «Кэтрин», родители наградили меня необычным именем. Как же надоело повторять его всякий раз, когда меня
