восемь человек, ранены восемьдесят шесть. Тридцатого апреля взрыв начиненного взрывчаткой грузовика в районе Нахраван к востоку от Багдада. Убиты девятнадцать человек. Двадцать второго апреля взрыв в мечети в Багдаде, убиты не менее двадцати пяти человек. Девятнадцатого апреля два взрыва в центре Кабула. Убиты шестьдесят четыре человека, ранены триста сорок семь. Двадцать второго марта серия терактов в Брюсселе. Два взрыва в зале вылетов аэропорта Брюсселя, еще два – в брюссельском метро. Убиты тринадцать человек, ранены тридцать пять. Тринадцатого марта вечером в центре Стамбула на автобусной остановке вблизи одного из офисов премьер-министра в момент большого скопления людей взрыв заминированного автомобиля, находившегося между двумя автобусами. Убиты тридцать семь человек, ранены сто двадцать пять. Тридцать первого января три взрыва в шиитском квартале Саида Зайнаб на юге Дамаска. Убиты пятьдесят девять человек, ранены сто двадцать восемь. Хотите еще? Я запомнил все сводки новостей со всех сайтов! Хотите? Я не могу! Не могу!
Вася Петров блаженно смеялся, пугая медсестру Иру, и погружался в тяжкие думы о своем сердце, воспринимая его отнюдь не в том качестве, какое лелеяла Беттина в письмах к Гете.
Нина набрала код домофона, подождала, пока Саша ответит, но Саша не ответила – и Нина открыла ключом, который для нее оставили в почтовом ящике. Когда она поднялась наверх, дверь квартиры была распахнута.
– Эй! Леопольд, подлый трус, выходи!
Нина поставила сумку на диван и, не глядя по сторонам, носом чуя вражеский лагерь, решительным шагом направилась прямо к Сашиной комнате. На двери висела табличка «Взрывоопасно. Не входить». Нина повернула деревянную ручку и без стука пересекла порог.
Саша сидела на кровати в позе лотоса с планшетом в руках. Над головой у Саши висел плакат с Йеном Сомерхолдером, подписанный, судя по всему, им самим. В углу кровати, на большой искромсанной, словно после перьевой войны, подушке золотился пакетик с конфетами «Haribo», несколько желтых и красных медвежат выпали и теперь валялись на наволочке, на простыне, на темно-синем одеяле.
– Как дела? – спросила Нина, стараясь подавить в себе чувство неприязни.
– Никак.
Саша безмолвно продолжала настукивать сообщение, Нина в легком оцепенении продолжала стоять и смотреть. То ли от полета, пробок на дороге и внезапно навалившейся усталости, то ли от переизбытка эмоций и чувства тревоги из-за кандидатских экзаменов, Васи Петрова и непреклонного Зольцмана, то ли от непривычных мук совести из-за вранья Диме, Нина не могла заставить себя думать. А потому действовать она тоже не могла. Просто стояла и равнодушно смотрела – сначала на Сашу, затем в пол, в окно – там кипела жизнь. В отличие от замкнутого пространства комнаты, где энергию, похоже, накапливал и расходовал только планшет «Apple», за стенами дома бушующий мир не останавливался
