зимние каникулы не следует надеяться. Заставит Иван Михайлович выполнять калым. Родитель с тех пор, как Костя научился владеть рубанком, ножовкой и топором, поставил в сарае верстак и нагружал сына изготовлением рам, дверей, столов, стульев…
Вечером, взяв сделанные сыном заготовки, шёл в район частных домов. Полчаса тратил на установку рамы и два часа на постель с любовницей.
Придя с калыма, жаловался жене:
– Что-то устал сегодня. Лягу пораньше спать.
– Отдохни, Ваня, отдохни! – заботилась мать, шикая на детей, запрещая шуметь: – Тихо, не шумите. Папка спит!
Мать единственная, кто не в курсе постельных трудов батьки. А дети не говорят! К чему напрашиваться на ремень?
Работая после занятий в школе на домашнем верстаке, когда отец трудится на производстве в своей мастерской, и не в силах контролировать сына, Костя урывал время на отдых. Но вообще батька устанавливает такой план, что фига с два долго посачкуешь.
Особенно сильно стал нагружать с прошлого года после смерти Сталина. Перестал бояться доноса соседей. Узнав о смерти Сталина, напился и весь вечер, пока не заснул, орал:
– Наконец-то сдох усатый!
И батьке ничего не было, не только не посадили, но даже в «органы» не вызвали….
С официальным оформлением на железную дорогу в десятую дистанцию пути очередные Костины школьные каникулы полностью накрылись медным тазом.
Обидно! Друзья будут наслаждаться отдыхом, после каникул станут хвастаться, как они развлекались, а Косте чем хвастаться? Тем, что в каникулы съеденный хлеб отрабатывал?
Сколько же Костя съел хлеба за неполные двенадцать лет? Никогда не занимался подсчётом, сейчас решил попробовать.
Итак: два года оккупации под немцами следует выкинуть – хлеба не было. Хлеб заменял картофель.
После освобождения Вязьмы два года семья жила на подножном корме: крапиве, лебеде, щавеле; картофельных очистках, требухе животных; костях, выкинутых на помойку из воинской части, дислоцированной недалеко от их дома.
Начиная с дня Победы в сорок пятом году и далее три года предприятие железной дороги, на котором работал отец, продуктовую пайку заменяло денатуратом. На месяц семье из восьми человек доставалось восемь бутылок алкогольного суррогата. Денатурат, понятное дело, за хлеб как-то считать не принято. Тем более, что отец по вечерам наливал Косте всего по двадцать пять грамм. За неделю набегало всего сто семьдесят пять грамм – на серьёзную пьянку не тянуло.
Страна чуть отошла от ужасов войны – в магазинах Вязьмы стал появляться в скромных количествах хлеб, не отправленный в Москву.
Четыре года горожане покупали хлеб по одной схеме: отстояв двое – трое суток в очереди, сменяя друг друга через определённое время.
Для того, чтобы приобрести три вожделенные буханки, в очереди стоят семейные «дармоеды»: мать – домохозяйка и дети, Варя и Костя.
