дела, а вы… Эх, вы!
За это малец немедленно получил пинок от владельца рыжей бороды.
– Про жалованье чего говорят?
– Не до того пока. Там всё больше про равенство и братство толкуют.
– Ну, так и не лезь со всякой хренью к порядочным людям! – рыжий смачно сплюнул под ноги, – По делу начнут говорить, тогда и нам передашь. Мы в Гвардии служим, у нас не равенство, у нас равнение. Понимать надо!
В это время слабый ветерок напряг остатки своих немощных силёнок и, подхватывая на лету, стал кидать слова оратора прямо Марвику в уши.
– Напрячь все силы… Все как один… Несмотря на лишения… Затянуть потуже ремни…
Рыжий злобно стукнул древком копья о землю, мелодично пропела сталь наконечника на головой.
– Ну, вот и всё! Приплыли, называется…
– А что такое? – засуетился Марвик, чуя подвох, – Я не разобрал ни черепка!
– Тот основательно пожрёт, кто до победы доживёт! Остальные сдохнут голодными. Не будет жалованья!
Марвик снова поскрёб в затылке и понял: свобода, мало того, что самому не светит, так ещё и чужим дядям её нести придётся на пустое брюхо. Он привычно подхватил копьё, протиснулся сквозь строй, словно жук среди сотоварищей, и, бухая отсыревшими сапогами, потопал в сторону казармы. На его уход обратили внимание только те, кому он грациозно прошёлся по ногам.
В насквозь знакомой казарме привычно воняло портянками, сапожной смазкой и ещё целым комплексом причин и явлений, который, собственно, и зовётся казарменным духом. Дух витал спёртый, открыть с утра окна никто не догадался. Развал дисциплины и наступление свободы олицетворял собой дежурный гвардеец, который лениво метал игровые дротики в портрет Его Величества из положения лёжа на нарах. Король на портрете достойно переносил издевательства черни, даже не морщился.
– Что на построении сказали? – не поворачивая головы поинтересовался дежурный и хлёстко залепил дротик в королевский нос. Его Величество стерпел и это.
– Свобода. Завтра на войну. Денег не будет.
– Да я уж понял, что ничего хорошего. Потому – песен чего-то не слыхать.
Марвик подошёл к своему шкафчику, начал было аккуратно сворачивать снаряжение, но вовремя спохватился и бросил его под нары – свобода же, а он, прямо как монархист какой-то!
– А чего ты, мил человек, над портретом изгаляешься? За казармой настоящая королевская голова на колу торчит – в неё и покидай. Тут тебя моментально в великие борцы за свободу и определят!
– Да Гончар с тобой! У меня к Его Величеству претензий нет ни одной, а вот портрет этот мне надоел за столько лет хуже горькой редьки! Так что, даже если бы там ослиная задница была намалёвана, я бы то же самое делал. Потому – травма у меня из-за него. Психологическая!
– Да я уж вижу – мозги тебе нехило прищемило. А я вот решил со службы уйти. Король помер, присяга кончилась, сапоги в южных морях
