действий, чтобы переменить ход событий посредством неких тайных операций, о содержании которых мы можем только гадать.
Тут Фандорин заговорил как-то странно:
– Никаких обязанностей. Это раз. Полная свобода д-действий. Это два. Отчетность только перед вами. Это три.
Варя не поняла, что означают эти слова, но шеф жандармов очень обрадовался и быстро сказал:
– Ну вот и славно! Узнаю прежнего Фандорина. А то вы, голубчик, какой-то замороженный стали. Вы уж не взыщите, я не по службе, а просто как старший по возрасту, по-отечески… Нельзя себя живьем в могилу закапывать. Могилу оставьте для мертвых. В ваши-то годы, мыслимое ли дело! Ведь у вас, как поется в арии, toute la vie devant soi[7].
– Лаврентий Аркадьевич! – бледные щеки волонтера-дипломата-шпика в секунду залились пурпуром, голос скрежетнул железом. – Я, к-кажется, не напрашивался на п-приватные излияния…
Варя сочла это замечание непозволительно грубым и вжала голову в плечи: сейчас оскорбленный в лучших чувствах Мизинов ка-ак разобидится, как-ак закричит!
Но сатрап только вздохнул и суховато молвил:
– Ваши условия приняты. Пускай свобода действий. Я, собственно, это и имел в виду. Просто смотрите, слушайте, и если заметите нечто примечательное… Ну, не мне вас учить.
– Ап-чхи! – чихнула Варя и испуганно вжала голову в плечи.
Однако генерал испугался еще больше. Вздрогнув, он обернулся и ошеломленно уставился на невольную свидетельницу конфиденциальной беседы.
– Сударыня, вы почему здесь? Разве вы не вышли с подполковником? Да как вы посмели!
– Смотреть надо было, – с достоинством ответила Варя. – Я вам не комар и не муха, чтобы меня игнорировать. Между прочим, я под арестом, и никто меня не отпускал.
Ей показалось, что губы Фандорина чуть дрогнули. Да нет, померещилось – этот субъект улыбаться не умеет.
– Что ж, хорошо-с. – В голосе Мизинова зазвучала тихая угроза. – Вы, госпожа неродственница, узнали такое, о чем вам знать совершенно ни к чему. В целях государственной безопасности я помещаю вас под временный административный арест. Вас доставят под конвоем в кишиневский гарнизонный карантин и будут содержать там под стражей до окончания кампании. Так что пеняйте на себя.
Варя побледнела.
– Но я даже не повидалась с женихом…
– После войны повидаетесь, – отрезал Малюта Скуратов и повернулся к двери, чтобы кликнуть своих опричников, однако тут в разговор вступил Эраст Петрович.
– Лаврентий Аркадьевич, я думаю, будет совершенно д-достаточно взять с госпожи Суворовой честное слово.
– Я даю честное слово! – сразу же воскликнула Варя, ободренная неожиданным заступничеством.
– Извините, голубчик, но рисковать нельзя, – отрезал генерал, даже не взглянув на нее. – Еще жених этот. Да и можно ли доверять девчонке? Сами знаете
Вся жизнь впереди
