я слышал от них язвительные насмешки: «Смотри, парень, плуг не потеряй». В поле лошадь приходилось запрягать в постромки[3] с плугом. И так с раннего утра начиналась пахота – скучное, нудное, изнурительное занятие. К тому же к середине дня на лошадь налетала тьма-тьмущая слепней, комаров и прочего гнуса. Усталый и измученный кровожадной полевой нечистью, мой конь Васька становился на «отдых». Мне стоило немалых трудов, чтобы вожжами и ладонями отогнать или раздавить навалившуюся на лошадь алчную гадость. С трудом закончив работу, я возвращался домой до предела усталый и с руками, запачканными до локтей лошадиной кровью. Таков был удел десятилетнего пахаря, в какой-то степени типичный для тяжелого доколхозного прошлого.
Сохранилась в те годы одна странная традиция, едва ли понятная современнику. Крестьяне в зимнее время, когда наступали морозы, были весьма озабочены сохранением молодняка. Если лошадь находилась в конюшне, то весь остальной скот размещался в карде, прикрытой лишь соломенной или лубочной крышей. Особенно морозы подстерегали стельных коров. Хозяин дома в течение ночи, с фонарем в руках, несколько раз выходил во двор, чтобы не проворонить появление теленка. А когда он появлялся на свет, его вносили в избу и привязывали веревкой либо у порога, либо в чулане. Отел коровы – самая большая радость в крестьянской семье. Появилось долгожданное молоко! В ту же избу помещали ягнят и поросят; причем первые дни рядом с ягненком круглосуточно «дежурила» его «мать» – овца. Чем больше молодняка в избе, тем больше радости в семье. Родители были довольны, что в их хозяйстве не будет проблем с молоком и мясом, а мы, дети, развлекались живыми игрушками, так как, по словам поэта М. Исаковского, «нам в детстве игрушек никто не дарил». Такова была традиция в деревне.
Но что творилось в избе у соседей Пеньковых, семья которых состояла из 11 человек, ни словами рассказать, ни пером описать. По существу, это был скотно-людской двор, в котором по численности преобладал молодой приплод: теленок, ягнята, поросята, а иногда и куры. И все были довольны. Никому в голову не приходила мысль об антисанитарных условиях в этой тесной, переполненной живыми существами избе-конюшне.
Старики спали на печи, родители – на кровати, а дети – на полу в общей постели, подчас рядом с молодняком. Таков был житейский обычай, сохранившийся со стародедовских времен. И хорошо, что он ушел в прошлое.
Есть еще одна теневая сторона сельской жизни – это полное отсутствие медицинской помощи, что я бы назвал самым ужасным наследием прошлого. Примеров тому в нашей деревне была масса. Назову некоторые из них. Одна молодая женщина, 3. Макарова, скончалась во время родов. «Не разродилась», – говорили о причине ее смерти. Единственный сын у Чернышевых, которого на телеге пытались доставить в городскую больницу, скончался в дороге от аппендицита.
Единственные лекари на селе – бабушки, умеющие «заговаривать», «исцелять» больного. Страдая ангиной (все мы ходили в лаптях
Постромки – веревки, соединяющие валек с хомутом и плугом. –
