заметил? От их желтых глаз стало теплее. Пух улыбнулся.
Вскоре вышел провожатый:
– Зайдите, ребята, подождите пока, скоро отец Феодорит подойдет.
И он отправился дальше, вверх по тропе. Горе с Пухом вошли в пристройку, Горе мотнул головой – гляди, мол. В углу помещения располагалась застекленная кабина вахты. Внутри сидел монах в скуфье, в куртке поверх рясы, с распушенной бородой. Он выдавал ключи проходящим мимо работникам и подозрительно поглядывал. В противоположном углу висела большая, в полстены, икона Богоматери с Младенцем. Под ней стояли скамейки. С разрешения дежурного монаха Пух и Горе сели. Все входящие крестились и кланялись иконе, но Пуху казалось – кланяются им, и от этого было неудобно.
– Как думаешь, пахнет от нас перегаром? – шепотом спросил Пух у Горя.
– Не знаю. Теперь уж чего…
Вошел тоненький, невысокого роста монах в перетянутом ремнем подряснике, строго перекрестился и встал перед ними.
– Здравствуйте, – сказал Пух, вставая.
– Здравствуйте. – Монах кивнул.
– Отец Феодорит? – спросил Пух как можно почтительнее.
Монах снова кивнул. С виду ему казалось лет тридцать, а может, и того меньше, но на лице не было ни тени улыбки. Смотрел он серьезно и настороженно.
– Отец Феодорит, здесь у вас наш друг, он нам звонил, хотел повидаться…
– Из трудников, видимо? Как зовут? – Монах говорил тихо и спокойно.
– Фома.
– А, да-да. Майор?
Пух обрадованно закивал.
Монах помолчал немного, подумал и сказал:
– Сейчас его найдут. Подождите здесь.
– Спасибо!
Отец Феодорит чуть склонил голову и вышел. Они остались на проходной вдвоем, не считая монаха-вахтера.
– Пойдем за ворота, покурим, – тихо сказал Горе. – Не люблю я этих закрытых помещений с вахтами. Пока его тут ищут, успеем.
Они курили и молчали. Ожидание начинало раздражать. Что, если действительно он выйдет в подряснике? Пух не мог представить себе таким Фому и боялся своей реакции. Он видел его всяким – веселым, пьяным, злым, контуженным и полумертвым, видел за работой и на безделье, но сейчас… Пух не был готов терять лучшего друга ни по какой причине, даже по причине его сложных духовных исканий. Тем более ради Божьего клира. Это, конечно, махровый эгоизм и все такое. Мудрые старцы, естественно, гораздо больше знают и понимают, чем Пух… Так пусть объяснят ему, ЧТО на свете может быть важнее твердой уверенности в том, что ты не одинок? Не одинок по-настоящему и знаешь это. Когда все вокруг одиноки, а ты – нет! Когда хотя бы один-единственный человек, друг, всегда помнит о тебе, не может не помнить. Не требуется совершать чудеса для доказательства твоей дружбы, не надо переносить тяготы и лишения, нужно просто знать, что тяготы будут вынесены, а чудеса свершатся в тот самый, единственно нужный момент. Легко тому, кто верит, кто не одинок от сознания Бога в душе. Легко тому, для кого Бог – лучший друг.
