добытчиком только с появлением лука, и, может быть, с его изобретения индивидуальная семья становится ячейкой племени. Гораздо позже начинается земледелие.
Возникает вопрос: не принижает ли все сказанное само понятие этики, морали, даже элементарной порядочности до уровня утилитарности, банальной полезности? Не оскорбляем ли мы бесчисленных героев и героинь прошлого, настоящего и будущего сведением их поступков к простой реализации туманных, палеонтологически древних биологических импульсов? А сказанное о зачатках этики у животных не сводит ли все различия между ними и человеком к чисто количественному повышению роли социального фактора в характере того естественного отбора, который формировал человечество? Не уничтожается ли и не опошляется ли понятие этики как понятие чистого бескорыстия и самоотверженности? Не исчезает ли идея бескорыстия, если оказывается, что приобщение к высочайшим идеалам базируется на конкретных материальных механизмах? Может показаться, что если этическое поведение более выгодно для человечества (пусть в целом, а не индивидуально), то тем больше обесценивается и деградирует самое понятие этики.
На все эти вопросы можно, как нам кажется, дать четкий, категоричный отрицательный ответ. И не только потому, что объединение десятков или сотен инстинктивных, полуинстинктивных, условнорефлекторных, экстраполяционно-рефлекторных реакций, обнаруживаемых у различнейших видов животных, создает у человека качественно особую этику. Не только потому, что нарастание отбора на альтруизм и социальность приводило к ряду качественных скачков.
Может быть, всего важнее то, что категория полезности вообще исчезает, заменяется стремлением к возвышенному. Человек, сознательно или подсознательно этичный, оказывается особой системой, зачатки которой, зародившись на примитивных ступенях, становятся высоким активным началом, катализатором бесчисленных реакций внутри индивида и вне его, началом, порождающим бесконечно сложную, непредсказуемую систему социальной преемственности.
Главными носителями и передатчиками этического начала являются женщины.
«Горе в том, что мужчины не могут делать ничего, близко подходящего к тому, что могут делать женщины.
Да, это несомненно так, и это касается не одного рождения, кормления и первого воспитания детей; но мужчины не могут делать того высшего, лучшего… дела – дела любви, дела полного отдания себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали, делают и будут делать хорошие женщины. Что было бы с миром, что было бы с нами, мужчинами, если бы у женщин не было бы этого свойства… Без женщин… матерей, помощниц, подруг, утешительниц, любящих в мужчине все то лучшее, что есть в нем, и незаметным внушением вызывающих и поддерживающих в нем все это лучшее – без таких женщин плохо было бы жить на свете» (Толстой Л.Н. Предисловие к «Душечке» А.П. Чехова).
5. Спектр
