Ответ, если и приходил, то был таким же «штампом», как и письмо из армии. А если был с фотографией, то обычно чужой. Этим тешились, пока не надоедало, и вскоре тех, кому в роте по-настоящему писали, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Люда писала не каждый день, но, так как письма в учебный центр привозили от случая к случаю, их всегда было от нее несколько. Каким бы трудным не выдавался день, но когда на вечерней поверке дежурный с пачкой писем в руке называл фамилию «Бут», Вадим выходил со строя, как на получение ордена. И плевать ему было на смешки старослужащих, типа: «Ты смотри, как долго эта держится!» Он знал, что теперь дня три в смаковании родных строчек, в написании длиннющих ответов, найдет утешение исстрадавшейся душе. А там вновь придет ее письмо. А если не придет, Вадим сам напишет, напишет ответ авансом. Он прощал Люде неежедневность ее посланий.
Ежедневность писем – это был его сладкий крест, который, впрочем, нетрудно было нести Вадиму. Он любил, он страдал, жизнь его здесь была нелегкой и полной перипетий – просто изложи все это на чистом листе, вложи лист в конверт и напиши родной адрес. Этими письмами Вадим вливал душевные силы в себя и, не ведая того, не отпускал от себя Люду.
Глава 17
Рассветало. На востоке грядущий день уже забелил небо, и блекла полная луна, уступая приоритет солнцу. На западе еще успел различить Вадим скатившуюся с августовского неба звездочку. «Не успел загадать», – подумал. Но тот, кто волен был желание исполнить, не нуждался в подсказках. Он знал о единственном желании Вадима. И знал, что за все в жизни человек должен заплатить. А вот Вадим, в силу своих еще немногих прожитых лет, этого не ведал пока.
Младший сержант Бурин, новый командир отделения Вадима, бывший сегодня дежурным по подразделению и заодно разводящим караула, за полчаса до подъема явился на пост:
– Как службу несем, рядовой Бут?! Где оклик «стой, кто идет»? Здесь что, проходной двор? Что смотришь? Распустились тут. Ничего, вернемся в Румель, займусь вами. Или думаешь в полк слинять? Не выйдет! Ты в моем отделении в Румеле остаешься. К замполиту бегал? А разрешение у командира отделения надо спрашивать? Выбегал? Комсомольский работник, твою мать. Автомат почистить и сдать. И со всеми на зарядку! Ясно?!
– Так точно. – Вадим и не ожидал от этого урода ничего другого.
Ведь ночь практически не спал, хотя бы на зарядку не гнал, сволочь! Ну, въелся! Ну, чего ж не везет-то так?! Хуже нету этого выродка во взводе БТР и, надо же так – как раз к нему попасть в отделение!
Младшему сержанту Бурину не подфартило поехать в Союз за молодыми. Восемь месяцев выбегал, издыхая, в сержантской школе, а тут такой облом. Получив, наконец, молодняк, Бурин так заусердствовал в муштре, что даже другие сержанты одергивали его, когда он по двадцатому разу гонял «отбой-подъем 45 секунд» измочаленных подчиненных:
– Угомонись уже, Бурин! Час, как отбой!
– Не
