засмеялась, наморщила нос и погладила Ваську по лохматой голове. Он глаза прижмурил и притих: ну, кто его когда гладил, все только по затылку норовят.
Боря Шкарбан видел эту сцену, головой качал, но подойти не решился, только стал ходить задумчивый, кепочку свою с пуговкой снял, русые волосы причесал, потихоньку даже курить начал. Почему – ежу понятно. Не зря же ботинком заветное имя писал: Эмма. А как по-уличному будет? Эмка? Как дедову машину кличут? Чудеса.
Заметил Боря меня, присел рядом, повздыхал. Спросил вдруг: а у моего Маршака что-нибудь лирическое есть? Я ответил прямо, что любовных стихов у этого поэта нет, за ними нужно бы к Пушкину обратиться. Боря поглядел на меня своими серыми пронзительными глазами и сказал печально:
– Умный ты парень, трудно тебе будет.
– Конечно, – сказал я, – дуракам легче.
Девочка с черной косой появилась в нашем дворе, как принцесса среди серенького люда. Наши мелкие девчонки ходили за ней толпой, а дочка тети Гриппы Юля рассказывала мне, что Эмма особенная: не задается, не гордится, а, хоть лучше всех и чище одета, нос не задирает, дружит с ними, книжки им читает на пустыре, про животных рассказывает, какие зверюшки хорошие, добрые. У нее есть умный кот Вася, пушистый, толстый, с бантиком на шее. Он гуляет с Эммой, далеко от нее не отходит и милостиво разрешает всем погладить себя. А Васька, такой чудак, не только гладит – целует кота в усатую морду, а сам все на Эмму поглядывает.
Отец Эммы тоже был человек интересный. Во-первых, проходя мимо, со всеми здоровался, даже со мной, малолеткой. Как-то вечером ко мне на скамейку подсел, поинтересовался, что я почитываю. Так и сказал: «почитываю». Я ответил, что почитывать пока не очень могу, все больше посматриваю. Он весело рассмеялся, хотя ничего смешного не было, погладил меня по голове, спросил, чей я, такой смышленый, буду. Узнав фамилию, обрадовался:
– Вот как здорово! Я закончил тот же Институт стали, что и твой папа Николай. Теперь вместе на одном заводе трудимся. Великолепно. Так что мы с тобой почти родня. Заходи в гости.
– Спасибо за приглашение.
Он ушел, а я подумал, что этот человек, и верно, будто родня моя. Свойский какой-то. Чем-то похож на деда Андрея, только молодого, – такой же жилистый, быстрый, черноглазый, с такими же усиками (чаплинскими – но про Чаплина я тогда не знал еще). Только дед никогда со мной так по-доброму не разговаривал, больше посапывал, помалкивал и на свой моторный завод ходил пешком – нечего казенный транспорт гонять. Отец Эммы на свой завод ездил на велосипеде. Фрося снова была недовольна: директор, а как мальчишка ногами дрыгает.
Как-то в начале июня, когда в скверике у дома над цветами гудели шмели, к моей скамейке подошел Боря Шкарбан и спросил вдруг, засунув руки в карманы и глядя равнодушно в сторону:
– Слушай, Владислав, если бы тебе нравился один человек, что бы ты сделал? Ну, как бы ей сказал? Не подойдешь ведь, не брякнешь: «Мадам, я вас страстно люблю». Смешно, правда?
Я представил себя в таком смешном положении
