голосом Лемкова, – еще всем вам, козлам, фору дам!
Опрокинулся в темноте пустой табурет. Факелок газовой зажигалки запалил оба желтых толстых огарка свеч на лавке.
– Че все-то козлы?! – возмутился Артур. – Выходит, не все.
– А то и сразу – что все! Один Жорка вот и остался – че-ло-ве-ком! – Лемков дружески хлопнул Точилина по плечу. – Спасибо, ты настоящий друг. Простил, пришел на поминки. Хорошие слова сказал.
– Почему ты меня Жорой зовешь, Тим? – вяло возмутился Точилин. – Ты ж знаешь, мне не нравится. Ты ж помнишь, мама сначала Юрой назвала. Потом передумала. Юра – это не Жора – это Георгий. Григорий – это Гриша. А Юра – это Юра. Не нравится мне Жора. Олег – другое дело! Торжественно.
– Ни фига не торжественно. Олег – плохое имя! – уперся Лемков. – Давно тебе говорил. Меняй паспорт. Возьми другое имя. Жора, Георгий, Роберт, Ричард! Звучно! С именем Олег плохое будет отчество для твоей дочери.
– Нет у меня дочери! – упирался Точилин. – На сколько мне помнится…
– Будет. Какое у нее будет отчество?
– Какое? – решил уточнить пьяный Артур.
– Оле-говна! Пусть ты будешь Жорой, друг мой, – явно издевался Тимофей, поднял перед глазами мерцающий пластиковый стаканчик с водкой, продолжил:
– Юрий тоже плохо для тебя звучит, – недобро проворчал он. – Юрий – имя первых! А ты всегда, друг мой, второй, пятый, десятый! Вспомни наши выставки?! Всегда вторые, третьи. Для Гагарина – это хорошо. Для тебя – плохо! Ты ведь никто, Жора! И я никто! И Бальзакер – никто, – Тимофей ткнул корявым черным пальцем в спину сморщенного, сутулого Артура. – Мы все тут – никто! Сидят и пьянствуют в ковчеге изгоев НИКТО! Так что, старина, буду называть тебя Жорой!
– Называй, как хочешь, – согласился Точилин, чтоб дольше не развивать словесный бред. – Жора, так – Жора.
Вдвоем они чокнулись, беззвучно сдвинули пластиковые стаканчики и выпили.
– Пойду, отолью, – проворчал Артур. Он обиделся, вероятно, что они на двоих разыграли партию близких по духу друзей. – У тебя ж здесь сортир, оказывается, есть, – и он тяжело поплелся по направлению к выходу из подвала.
Точилин с Лемковым с удивлением переглянулись.
– Куда ж ты трое суток отливал, Бальзакер?! – заорал Тимофей во след бесцеремонному гостю.
Артур приостановился, фыркнул с презрением.
– Капусту твою засаливал.
Лемков подавился, закусывая как раз капустой, отплевался.
Артур задорно хохотнул, успокоил, выделяя букву «о» на вологодский манер, проговорил:
– Во двор ходил, по малой нужде, деревня! У тебя там песочница классная!
– Но ты и придурок, Бальзакер! – возмутился Точилин. – Столько раз напивался в мастерской и до сих пор не знаешь, где сортир! А как же дети?!
– Какие дети, Точила?! – закричал Артем из туалета. – Не было детей!
