с антраша! Не так ли, поручик Точил?!
– Один тут обретаешься, Бальзакер? – с неприязнью спросил Точилин.
– Вдвоем.
– Кто еще? – Точилин оглянулся на всякий случай.
– Вдвоем с собою, дорогим и обожаемым, – ответил Артур.
– Бухаешь один?
– Ну.
– Что – «ну»?! «Ну» – да, или «ну» – нет?! – прошипел Точилин. – Достал своими приколами!
– Не надо орать, милый друг! – тихо возмутился Артур и продекламировал под Шекспира:
– Звезда Арктур с повинной клонилась к горизонту. Закат уж близок нашей грустной жизни… Проходи, садись и пей, пилигрим! Молча. У меня получается. На поминках, я понимаю, – молчат. С душой усопшего нужно говорить молча.
– Значит, это ты, скотина! – обозлился уставший Точилин, на наглого, освоившегося в чужом доме Артура. – Значит, это ты дрызгаешь водку даже из Тимошиного стакана!
– Почему сразу скотина? – шепотом спросил Артур, сник, жалкий и скорбный, сгорбился, не переставая при этом покачиваться на ножках табуретки. – Скааатина сразу! Умный нашелся!
– А потому, – сдержанно бушевал Точилин. – Ведешь себя, Бальзакер, по-хамски! В мастерскую не впускаешь! Нажрался, хрюн позорный! Хозяин выискался! Видишь, мой друг лежит!.. такой… такой неподвижный. Вот и веди себя пристойно, уродец.
– Молитву что ль завыть? – возмутился Артур и заблеял:
– Еже си на небеси! Прими душу раба твово Тимофееея!
– Помолчи, урод! Щас в белок заработаешь! – разозлился Точилин. – Зырил он в дырку!
– Аминь! – прошептал Артур, обиженно подоткнул пальцем к гостю поближе стаканчик, мол, выпей и угомонись.
В огромном, эмалированном тазике с обитыми краями, что стоял по центру лавки, было навалено, казалось, все, что можно было найти съестного в мастерской Тимофея. Соленая и квашеная капуста разложена была отдельными прядями. Огурцы, свежие и соленые, – насыпаны в навал. Нарезанные, почерневшие шматки яблок были присыпаны сизыми дольками маринованного чеснока. Перемятые перья зеленого лука выглядели оторванными крыльями птиц. Дополняли съестное убранство мерзкие, скользкие, длинные черные макароны черемши, будто стебли водорослей.
– Давай, шизоид, помянем друга нашего Тимофея, – Точилин поднял стаканчик, осмотрелся в полутемном подвале, удивляясь гулкой пустоте мастерской. При жизни хозяина это подвальное помещение всегда хранило невероятный бардак, беспорядок и наполненность. – Доброй души был человек.
– Шизоид, – обиделся Артур. – Чё сразу – шизоид?! Че ты ваще борзеешь, Точила?! Подраться, что ль, с тобой?! Нет, позже. Сейчас я не в силах. Почему это друга помянем, а не самого Тимофея?! Тебя что ли поминать будем?! Или меня?! Почему друга-то Тимофея?! – куражился пьяный Артур.
– Достал ты, Бальзакер!
