я, голая и беспомощная.
Вместе с другими сорочатами поднимала она гвалт и широко раскрывала клюв навстречу принесённому родителями саранчуку или гусенице шелкопряда. Но это только на вид. А на самом деле и кричала погромче, и клюв пошире прочих распахивала. Потому и доставались ей лакомые кусочки чаще.
А кроме того, была она очень любопытна. От любопытства своего безрассудного и из гнезда раньше других вылетела.
Как-то раз высунулась она из гнезда: интересно стало, а что там внизу? Шею вытянула, смотрит. Да голова-то большая, тяжелая – перевесила. Сорвалась Сорочишка вниз кубарем!
Так бы и разбилась, и рассказывать было бы не о чём, но у самой земли расправила куцые крылышки, замахала ими, замахала и полетела.
Полететь-то полетела, только крылья ещё непослушные. Занесли так далеко, что Сорочишка потерялась.
Трудно малышу одному начинать жизнь. Тем более в лесу. Некому показать пищу, научить её разыскивать. Ведь большой лес – не родное гнездо. В нем всего полно; того и гляди, сам кому-нибудь на обед достанешься.
Опустилась Сорочишка на лесную полянку. Едва успела осмотреться, слышит: пищит кто-то, словно ругается. Прислушалась, а это шмель с комаром цветок одуванчика не поделили.
Шмель и Комар
– Убирайся, комар, с цветка! Не пей мой нектар. Лети на речку. Там на лугу стадо пасётся. Там твоя пища!
– Я, комар! Я – мужчина, самец! Нектар моя пища. А над стадом коровьим вьются комарихи длинноногие. Да и то по необходимости: пока самка крови не напьётся, – яйца не созреют. Яйца не отложит, – комарята не выведутся.
Так уж мы, комары, устроены: мужчины нектар пьют, а женщины горячую кровушку!
– Все у вас не как у порядочных насекомых, диметилфтолат тебе в нос. И не различишь вас никак. Оба серые, оба тонконогие.
– А по усам, шмель, по усам.
У комарихи не усы – сплошное недоразумение. Так, видимость одна что усы: волосок направо, да волосок налево.
У меня же, самца, усищи пышные, мохнатые. Настоящая мужская гордость!
Склюнула Сорочишка комара, только к шмелю примерилась, как вдруг кто-то её саму ухватил за хвост.
Заверещала Сорочишка истошно и деру во все крылья. Хорошо ещё вовремя спохватилась, а то бы съела её хищная куница. А так только и сумела хвост проредить. Промахнулась немного, видно, тоже молодая.
Сидит, чёрное перо задумчиво покусывает.
Единым духом взлетела Сорочишка на берёзу. Умостилась на самой маковке и ну куницу ругать: и такая она, и разэтакая. И противная, и гадкая.
На весь лес наделала шуму.
Куница же и в ус не дует. Перо выплюнула и в густую траву нырнула, как в воду канула. Лишь травинки легонько колыхнулись.
Потрещала ещё немного Сорочишка и затихла. Ругать-то больше некого. Ветер берёзовую маковку качает, а вместе с маковкой и Сорочишка качается.
Туда, сюда; вправо, влево, – как на качелях. Покачалась немного, успокоилась и на речку подалась, может, и вправду удастся чем поживиться.
Прилетает, а там и в самом деле пасётся стадо. А вокруг него тучи разных комаров, мух, мошек да слепней.
Обрадовалась Сорочишка: тут тебе и обед, и ужин, и целых три завтрака сразу, – не зевай только.
Чуть было прицелилась склюнуть толстого желтоглазого слепня на широком бычьем боку, как бык хвостом крутанул, да себя по тому боку – хлесть!
Сорочишку чуть насмерть не зашиб, а от слепня вообще мокрое место осталось.
Сунулась Сорочишка с другого боку, где вились комары и мошки, а бык снова хвостищем как стеганет!
Целую улицу в мушином войске проложил. Сорочишка едва отскочить успела.
Видит: не так-то просто тут не только пообедать или поужинать, но и комарика на закуску заморить, и отправилась обратно в лес.
Прилетела Сорочишка на лесное болото.
Когда-то добывали здесь люди торф: нарыли глубоких ям-карьеров, весь лес ископали канавами. Кончился торф, – ушли люди, водой заполнились карьеры. Превратились в тихие лесные озерца. Берега их затянулись частой порослью березняка вперемежку с осинничком.
Однажды заглянул сюда в половодье бобр. Понравилось ему место: и воды много, и корму вдоволь. Обосновался бобр на карьерах. Канаву высокой плотиной перегородил, хатку построил, бобриху привел.
Ещё выше поднялась вода в карьерах, затопила низинки. Превратились торфяники в тихое лесное болотце.
Сюда-то и прилетела Сорочишка. Уселась в ивовый куст и видит, – на трухлявом
