стороне улицы и стал ждать. Институт оказался в живописном уголке, рядом музей, церковь, сад. Через полчаса она вышла с группой студентов. Он подождал, пока она дошла до угла, с кем-то попрощалась, кому-то что-то записала в блокнот; когда она осталась с тремя девушками, он подошёл поближе… Она попрощалась с ними, подошла к нему и сказала, что одну лекцию перенесли, одну отменили, преподаватель в командировке…
Он поставил на пол пустую тарелку.
Ещё в троллейбусе ему стукнуло в голову, что на ней он не прочь жениться. Раньше ничего подобного ему в голову не приходило. Через неделю он не представлял, что она не будет его женой.
Возможно, когда я встретил её, в ней впервые встретил женщину, которую полюбил. Именно полюбил. Раньше мне казалось, что женщин можно только желать, любить физически, получать от них телесное удовольствие, сейчас я понял, что некая грань отношений мужчины и женщины была скрыта от меня, а за ней оказалось пространство, огромное, многомерное, неожиданное… Я не знаю, как это получилось.
Он понимал, что она не первая и не единственная для него женщина, как и он для неё. Понимал, что не может назвать её первоклассной любовницей, некоторые физические реакции протекали у неё медленнее, чем ему бы хотелось, к ней не подходили определения нежной или зажигательной, инициативу она проявляла очень редко, однако только с ней банальные действия тела получили духовное наполнение. Он, несмотря на физическую усталость, ощущал потом не разбитость и опустошённость, а глубокое наполнение каким-то новым переживанием, чувством, знанием, исключительно духовным, как если бы он прочёл книгу нового для себя автора, написанную в необычном, не встречавшемся раньше стиле, увидел фильм и обнаружил новую манеру игры актёров и другой стиль постановки… И ещё – он знал: как бы ни сложилась его жизнь, как бы ни сложились их отношения, это никогда не уйдёт из его жизни, независимо от того, как она сложится.
Что там показывают?
Делегация иностранных послов возлагает цветы, парочка обнимается, Германия утопает в дождях, Марчелло Мастроянни с задумчивой полугрустной улыбкой смотрел на женщину, которая расхаживала по кругу, снимая с себя одежду; в кружок сидели мужчины и женщины в вольных позах, разные выражения лиц, но лицо Мастроянни выделялось среди других. Лариса смотрела фильмы с его участием не один раз и считала незаурядным – не просто смазливый щёголь или неотразимый красавец, «забываешь о внешности, когда он играет; и что значит талант – лицо, поза, взгляд, улыбка, смех, жесты выражают куда больше слов, да в его словах особой игры и нет, она – в нём самом, внутри».
Я опять посмотрел на Мастроянни, но сейчас показывали женщину, которая перестала ходить и лежала на полу, очевидно, уже почти раздетая, но укрытая мехом; она извивалась под мехом, а ей кричали, что пора снимать мех…
Я снял трубку телефона, чтобы позвонить тёще и спросить, как Аннушка. Когда набирал номер, случайно глянул на часы. Четверть первого.
