книгу, потревоженные листы которой стали сами по себе медленно переворачиваться.
Врангель, привыкший видеть владыку в праздничном облачении, с расшитой жемчугами миррой на голове, не сразу его узнал. Перед ним в тесной корабельной каюте стоял старик в накинутом на плечи просторном светлом подряснике, с жидкими седыми прядями, не прикрывающими лысую голову. В эти минуты митрополит был больше похож на уставшего мирянина, вернувшегося домой после хлопотного дня.
– Прошу прощения, владыко, за вторжение, – почувствовав неловкость, что явился без предупреждения, сказал Врангель.
– Входите, ваше превосходительство. Коль пришли, стало быть, нужда привела, – добродушно произнес владыка. – А и без нужды можно, – и, указав на кресло, добавил: – Располагайтесь. А я немного приведу себя в порядок. Духовные пастыри, как родители перед детьми, не всегда предстают в праздничных одеждах.
И пока владыка омывал лицо водой и затем перед зеркалом влажной рукой поправлял свои жидкие волосы, Врангель сказал ему:
– Меня привело к вам беспокойство о тех людях, которые поверили мне и вместе со мной оказались на чужбине. Я имею в виду не солдат и офицеров. Те не оставили меня, повинуясь присяге. Я беспокоюсь о беженцах, по зову сердца обрекших себя на лишения и страдания.
– Я не забыл наш разговор, ваше превосходительство, но пока ничего утешительного сказать не могу. Более того, я обеспокоен дошедшими до меня печальными сведениями.
Митрополит вновь сел в кресло, в котором отдыхал до прихода Врангеля.
– Некоторые католические страны стали в буквальном смысле отлавливать рассеявшихся по Европе российских детей-сирот и определять их в свои католические приюты. Эти дети, как я понимаю, уже никогда не вернутся в Россию. Меня это крайне встревожило. Я собираюсь встретиться по этому поводу с папским представителем в Константинополе архиепископом Дольче.
Врангель молчал, хотя эта новость поразила его. Вот уж никогда не думал, что католичество и православие сойдутся в борении на таком поле.
– Тогда же, еще в Крыму, я по вашей просьбе, ваше превосходительство, обратился к некоторым странам с просьбой временно приютить у себя русских беженцев, – продолжил митрополит Вениамин. – Католические страны вовсе не ответили. Это бы ладно. Но даже единоверцы, такие, к примеру, как греки, тоже пока все еще хранят молчание.
Врангель, слушая митрополита, снова и снова прикидывал в уме, что еще можно предпринять? Он не мог, не имел права сказать покинувшим вместе с армией Россию людям, что он бессилен им помочь, что он умывает руки. Нет-нет, какой-то выход все же есть, его только надо искать.
– Я думаю, не все так печально и безнадежно, – словно почувствовав некоторую растерянность Врангеля, сказал митрополит. – Может, вы обратили внимание, какую-то часть наших беженцев отыскивают местные родственники, те, кто уже давно укоренился в Турции, и забирают их с кораблей. У кого-то есть
