никакой ответственности. Но вставил я тебя сюда не случайно. Пусть задумается, что он не один такой. Захотим и сменим, как в свое время Деникина, – пояснил Слащёв и затем снова спросил: – Может, еще что не понравилось?
– Сумбурно очень. Категорично. И ложь не понравилась. В пути, и верно, жили впроголодь. Сейчас же французы нас снабжают вполне удовлетворительно.
– Генералов – да! А простых солдат?
– Продуктовые наборы для всех одинаковые.
– Ну, слегка преувеличил. Написал, как сумел. Я не Пушкин.
– Зачем же так: «Голодаю»? – ворчливо сказал Кутепов. – Ты лично голодаешь?
– Я не за себя. Но так для дела надо. Чтоб задумался.
– Хорошо. Я передам это Главнокомандующему. Но я считаю твои упреки… как бы это сказать… не очень справедливыми. И хочу тебе напомнить, Яков, ты вступаешь в конфронтацию с довольно сильным человеком. Я лично не хотел бы иметь такого врага. Я не тебя жалею, а твою дочь. Надеюсь, ты понимаешь меня?
– Я надеюсь, Врангель – не только сильный, но и здравомыслящий человек. И полагаю, сделает из моего рапорта правильные выводы.
– Я тебе все сказал.
Уже прощаясь, Слащёв мимоходом спросил у Кутепова:
– Сегодня по заливу катера мотались. Похоже, у Главнокомандующего было какое-то совещание. Если не секрет, о чем шла речь?
– Французы попытались обезоружить нашу армию.
– Та-ак. Ну, и что?
– Послали их. Если перевести на интеллигентный русский: не подчинились.
– Вот видишь, Александр Павлович, моя точка зрения Врангеля уже нисколько не интересует. Он давно вычеркнул меня из списка своих единомышленников, я уж не говорю – из списка друзей. Так каких неприятностей ждать мне от него после моего рапорта? Мне важно сейчас, чтобы мои соотечественники, до конца исполнившие свой долг, не оказались на улицах Константинополя без куска хлеба и без гроша в кармане. Поэтому и написал, – и после некоторых раздумий добавил: – А о дочери, извини, я уж как-нибудь сам позабочусь.
Сутки спустя на «Лукулл» был доставлен приказ командующего французского оккупационного корпуса в Константинополе генерала Шарпи. В нем Врангеля извещали, что в ближайшее же время русская армия будет передислоцирована в места своего постоянного пребывания. На полуостров Галлиполи предлагалось отправить двадцать тысяч человек. Остальные будут размещены в Чаталджи и на острове Лемнос.
Врангель с недоумением вчитывался в текст приказа. Откуда такие странные цифры? Почему на Галлиполи отправятся только двадцать тысяч?
Французы не могли не знать, что русская армия состоит из корпусов, дивизий, полков. Им был также сообщен количественный состав каждого воинского подразделения. К примеру, Первый армейский корпус, которым командовал генерал Кутепов, насчитывал в своих рядах свыше двадцати пяти тысяч человек. Чем объяснить такое невнимание? И невнимание ли это?
Врангель вспомнил
