Ее рот был слегка оскален в игриво-агрессивной улыбке. И потрескивали в тишине свечи, и они полили друг друга красным портвейном. Аза легким движением сбросила полу тонкого лилового кимоно с одного плеча, и обнажившееся плечо тоже оказалось бледным, угловатым, как и вся она. Но ее угловатость и бледность опять же, как ни странно, только заводили. Она была наполнена страстью – густой, будто трясина, как заволнившийся воздух над ночным костром. И в то же время сидела почти неподвижно, и только вспышки селфи мерцали – она несколько раз сфоткала себя – с оскаленным ртом, оголенным плечом и узкой ступней босой ноги.
Романтическая ночь с нею была страстной, жутковатой и… горяче-холодной.
И она поселилась в его доме.
И вот они жили вместе.
Днем Аза часто спала, лежа на диване на спине. Романтические вечера она предпочитала по-прежнему такие же: при свечах на парчовой скатерти; и очень любила красное вино.
Она была немногословна, и он мало что узнал о ее прошлой жизни. Знал, что когда-то она работала в гематологии. И путешествовала на машине по Кавказу. И особо больше ничего.
Она была… очень необычная, если не сказать более жестко. Бледное лицо и тело, длинные и тонкие ноги и руки, узкие плечи, ребристые впалые бока. Зубастый тонкий рот и колючий взгляд то вдруг расширяющихся, а то сужающихся глаз с выражением то страсти, то холодности – неподражаемым гибридом. Весь ее облик далеко не тянул на эталон красоты, а выражение лица – на мягкость и нежность, но – в то же время она была удивительным образом чудовищно сексуальна.
Как-то во время их любовных уединений она слегка прокусила ему губу и – тут же слизнула кровь. Онуфрий не мог не признать некоторого шока, хотя потом пытался успокоить себя тем, что вроде слышал: некоторые девицы и впрямь в экстазе, не очень себя контролируя, могут куснуть при поцелуе… Но втайне от себя он чувствовал: это слабое успокоение.
Однажды ночью он неожиданно проснулся. Что его разбудило? Он посмотрел в приоткрытую дверь комнаты и облился холодным потом. По темной квартире кто-то бесшумно прошел. Это был женский силуэт. Он скользнул как тень и – как будто больше не появился.
Чего я испугался? – подумал Онуфрий. Да это ж просто Аза встала ночью попить водички или принять таблетку от головной боли, или в туалет сходить. Правда, он почему-то не помнил нигде зажженного света и бытовых звуков, которые слышались бы при всех этих обыкновенных действиях. Но, наверное, он уже просто уснул и потому не слышал. И проснувшись под утро, он снова ловил себя на мысли: силуэт определенно напоминал фигурой Азу, однако… что-то было в нем такое, от чего он чуть не вскрикнул.
Днем всё было обычно, и он просто спросил снова вальяжно развалившуюся на диване и прикрывшую глаза Азу, не вставала ли она ночью попить воды или еще куда?
– Попить… воды? – переспросила она как-то странно, с паузой. – Нет, – как будто подумав, ответила она. – Не вставала.
Ему опять стало жутковато. А она, словно уловив это (или нет?), вдруг
