выскочила на берег и стояла на бледных мокрых и холодных ногах. Она была одна на всей этой земле на берегу моря. Совершенно одна.
И запоздало сознавала, что, конечно, всё равно рано или поздно вернется туда, в палаточный городок, к Нефёду, – потому что куда еще направиться ей здесь?.. Понимала, но нарочно не думала об этом.
Увидев очередное местное кафе, она завернула туда, порывшись в торбочке, достала кошелек и заказала суп харчо и стакан любимого красного.
В кафе было душновато и темновато, но почти отсутствовали посетители, и уединение приятно остудило ее. Она быстро съела суп, однако вино сейчас почему-то не лезло в горло, и отпив лишь несколько глотков, Аза отставила высокий стакан.
Она вышла на морской бриз и шагала, как дым, бледным оборотнем с горящими глазами и тонким ртом, со свисающими вниз тонкими бледными ногами.
Вокруг стояли припаркованные машины, в центре большой беседки на мангале жарились, разумеется, шашлыки, и фигуры людей – не очень понятно отсюда, русских или местных, абхазцев, – под музыку свободно танцевали, мужчины и женщины…
Это было снова за прозрачной стеной, и она шла мимо, грустная и злая. И тут содрогнулась, услышав то, чего так не хотела услышать, наткнуться на что хотя бы не сегодня…
– Девушка, девушка! Здравствуйте! Вы далеко? Давайте познакомимся! Меня зовут Гоген Пивашилидзе! А вас как зовут, дорогая?
Она не оборачивалась, не сбавляла шагу и молчала в ответ, но злость и легкий ужас закипали внутри… Наверное, она, такая, какой была, – бледная и холодная, с огнем внутри глаз и зубастым ртом, как ни парадоксально, только заводила этих озабоченных бездельников. Но неужели от них не было тут в самом деле проходу?!
– Нет, ну как вас зовут? А куда это вы в такой час да одна? И чего смо́трите так тяжело, а, девушка?
И противный хохоток слышался где-то там, за спиной, или ей только казалось?.. Как всей душой не желала она этого сегодня, прилипающего, словно репьи, но как будто весь этот мир громко и грязно смеялся над ней, тотчас же послав именно это, ненавидимое!
И она поняла, что надо бежать, а бежать остается только на знакомый берег…
И она почти неслась, а солнце садилось.
Белело ввечеру пустынное море, и тихо хлюпал прибой. Вдалеке виднелись темные шатры маленькие палаток. И вот – ближняя…
Сгорбленный силуэт темнел у самого входа.
Он сидел на песке, и светился огонек его «патрубка для парубка». Трубка особенно напоминала знаковую, колдовскую.
Она молча двинулась к входу в палатку. Она почему-то почти не боялась. Ей казалось, что он всё понял, и всё уже потухло и почти прощено…
Она приблизилась, а он молча влез внутрь.
Она решила, что он собирается спать, и тихо, но отчетливо, мирно сказала ему:
– Спокойной ночи, Нефёд.
И тут
