style="font-size:15px;"> – Через два года? – изумился Гладышев.
– Да, а что? Впрочем, может и больше, но меньше – вряд ли.
«Но через два года начнётся другое тысячелетие! – захотелось крикнуть Гладышеву, но он слишком хорошо осознавал, что его слова не возымеют никакого действия. – А я хотел стать знаменитым в этом… Может быть, его и не будет, следующего тысячелетия».
Бородатый, видимо заметил, что его слова расстроили автора. Он несколько раз подбросил увесистую папку на руке, как бы взвешивая, и, то ли в оправдание себе, то ли в упрёк собеседнику, умудрившемуся в такие годы накатать столь толстый романище, заметил:
– Между прочим, молодой человек, поменьше писать надо. Покороче. Покороче.
Его слова возымели своё действие. Гладышев посмотрел на своё творение в явном смущении, думая, что, действительно, не следовало бы так всё рассусоливать.
– Про что роман-то? – поинтересовался бородатый.
– Про жизнь, – пожал неловко плечами Гладышев. Он теперь и сам был не рад, что ввязался в этот разговор.
Как бы удивился этот бородатый, если бы узнал, что эта толстая папка – всего лишь первая книга огромного романа, и что замысел его столь огромен и фантастичен, что подвластен, казалось бы, не безусому юнцу, а седовласому, умудрённому старцу.
– «АдМинистрАТор», – прочитал заглавие бородатый. – Это что, специально так буквы выделены или опечатка?
– Специально.
– Мистика, что ли?
– Не совсем.
– Ну, если так, то напечатают. Года два подождёшь?
Гладышев ничего не ответил и лишь спросил:
– А рукописи кто принимает?
– А вот, женщина в соседнем кабинете. Её сейчас нет. Да ты оставь папку мне, я её отдам ей.
Гладышев почему-то подчинился, хотя не испытывал никакого доверия к бородатому. Уже когда он был за несколько кварталов от издательства, им овладело серьёзное, неотвязное беспокойство. Ему вдруг стало страшно, что рукопись его пропадёт, сгинет куда-то в недрах издательства, и он потом не сможет даже доказать, что вообще приносил её туда, потому что об этом должна свидетельствовать какая-то регистрационная запись.
Пробродив в беспокойстве и раздумьях до пяти часов вечера по улицам Москвы, он всё-таки вернулся в издательство.
Бородатый не обманул его. Рукопись романа действительно уже лежала в отделе рукописей и писем. Женщина средних лет, сидевшая за столом, заваленным бумагами, при включенном настольном светильнике усадила его напротив себя и стала беседовать с ним.
Речь её показалась Гладышеву вполне учтивой и даже доброжелательной, что производило впечатление его собственной значимости: он автор! Но вместе с тем до него вновь мало-помалу доходило, что всё не так просто.
За окном медленно и тихо крупными хлопьями падал снег. Вечерело – январские дни были ещё так коротки. Всё было похоже на сказку, и мелодичный, негромкий голос женщины усиливал ощущение нереальности происходящего:
– Вы
