не дадут, дел утром будет много. И потому решил лечь пораньше. Впрочем, в зимнее время все в доме посадника ложились рано. Но в этот раз он особо предупредил дворовых людей:
– Если ко мне кто пожалует или Самовит вернется, сразу запускать и меня будить. Без промедления, не то трепку вожжами устрою…
И отправился спать в свою комнату, не заглянув даже к своей старой больной жене, хотя обычно старался зайти к ней, проведать, и о здоровье спросить. Разбудили посадника глубокой ночью. Сообщили:
– Самовит вернулся.
– Где сам?
– Конягу после скачки обтирает. Поставит, войдет…
Ворошила знал, что Самовит в первую очередь о коне позаботится, и только потом доложит. Но, это уже само по себе значит, что срочного ничего нет. Срочное могло бы быть только в том случае, если бы боярин-советник Самоха или уехал куда-то, так, что ждать его не следовало, или по какой-то другой причине приехать не может. Простыл, и слег – вот и причина для зимней поры весьма расхожая. Но, если Самовит не торопится, значит, Самоха пообещал приехать.
Так все и получилось. Самовит поднялся на второй этаж, вошел в горницу, когда Ворошила уже облачиться в свои обычные одежды успел, и сразу сообщил:
– Пообещал только одеться, и сразу выехать… Скоро, стало быть, прибудет…
И едва стих скрип половиц под ногами вышедшего гонца, как по бревнам двора застучали копыта. Кроме, как боярину-советнику Самохе, прибыть было некому.
Самовит и проводил боярина к посаднику, который уважительно встал при входе гостя. Птица этот боярин не великая, но уважение любит, и тщится постоянно важным показаться. Тем не менее, и про важность свою сразу забывает, когда носом слышит звон монет. Знает, где ему может перепасть, и стремится туда без сомнения, как ястреб на болотную лягушку. Так-то, что бы ему спешить в соседнее княжество, в другой город? Но он понимал, что в сложившейся ситуации он может хорошо заработать, и по первому зову отправился в темень, в ночь, невзирая на ветер, что всегда гулял по открытому замерзшему пространству Ильмень-моря. Конечно, это все стоило оценить и оплатить, понимал посадник Ворошила. При этом знал и то, что платить он будет не из собственного кармана, а из посадской казны, всегда хорошо пополняемой купцами.
Приехал боярин Самоха не в обычной своей богатой соболиной шубе, надетой на расшитый золотом кафтан. Так он у себя в городе ходил, показывая всем свою знатность и богатство. Сейчас на Самохе был простой мужицкий овчинный тулупчик, перепоясаны кушаком, и заячий треух на голове. И, чтобы узнать боярина в этом наряде, следовало его хорошо знать. Но Ворошила такое переодевание одобрил. Лучше, если никто знать не будет, что знатный советник посада Славена встречается ночью в посадником Русы.
– Звал, посадник? – спросил боярин, вытерев рукавом нос. Но с мороза не только нос, а даже язык у него работал плохо. Слова звучали не совсем внятно, хотя и понятно. С наступлением темноты морозы подступали уже не шуткующие,
