Палеолог восседала посреди мягких подушек в первых санях, чьи дверцы были инструктированы серебром и золотом – подарок от суженного. Принцесса то и дело глубоко вздыхала, глядя сквозь оконце на неприветливый, сероватый мир, где даже днем солнце скрывалось за тучами. О чем она думала, о чем мечтала? Жалела ли о своем решении стать женой князя доселе неведомых, диких московитов, какими представляли их жители Европы, или же девица скучала по далекой родине своей, пусть названной, не кровной, но приютившей ее с отрочества благословенной Италии, наполненной ароматом душистых цветов, цитрусовых фруктов и морского воздуха? Ныне та земля осталась далеко позади, на другом конце света и сердца.
Кутаясь в соболиную шубу, Софья подняла черные очи, некоторое время глядела на отца Антонио, кардинала при Папе, который перебирал тонкими пальцами нефритовые четки, то и дело проговаривая молитвы на латинском языке; по его сухому постному лицу невозможно было понять, о чем он просит Бога: о скором возвращении домой либо о почестях, которые желал получить от князя. Принцесса силилась спросить о чем-то, но так и не решилась – все же их разделяла вера. Кардинал мысленно уловил ее выражение лица, тихо произнес:
– Ты печальна, дочь моя. Какое бремя тяготит тебя?
– Не о том думаешь, отче, – разом положила преграду между ним и собой Софья, понимая намерения его.
Но отец Антонио не был бы иезуитом, ежели не смог бы направить разговор в мирное русло. Хитро прищурив левый глаз, кардинал намотал на ладонь четки и постным голосом проговорил:
– То печаль ни к чему, дочь моя. Попомни, что говорится в Священном Писании: «Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися».
Стрелы эти были направлены прямо в нее: в сердце, в душу. Кардинал достиг своей цели и мог ныне торжествовать, наблюдая, как вспыхнули щеки девушки румянцем, как она плотнее закуталась в шубу, словно защищаясь от его слов.
– Вспомни, дорогая, как ты принимала благословение у Его Святейшества Папы Римского, а теперь скажи: готова ли ты назвать себя православной?
– Я не хочу об этом говорить, – воскликнула принцесса, готовая в любой миг рухнуть в бездну, лишь бы не видеть этого пронзительного, холодного взгляда, – о том не следует никому говорить. Пусть сия тайна умрет в Италии и никогда не дойдет до здешних мест.
Отец Антонио пожал плечами, словно бы говоря: посмотрим, как знать.
Через день кортеж встретили псковские посадники да владыки в золоченных одеяниях с хоругвями да крестами в руках. Громким колокольным звоном огласился Псков. Народ: мужчины, женщины, старики, дети высыпали на улицы, притаптывали снег валенками да сапогами, радовались приезду княжеской суженной. Митрополит псковский со всей братией поприветствовал Софью, благословил молитвами да святой водой девицу, у которой аж дух захватило, когда увидела перед собой храм
