я зашёл отдать сумочку, которая Настенька забыла в вертолёте.
– Так она у нас растеряха? – засмеялся Леонид Александрович.
– Ну, Лёня, как тебе не стыдно? – оборвала его жена. – Человек впервые на Шпицбергене. Тут самого себя забудешь, не то, что сумочку.
Так и начался вечер.
На самом деле директору рудника и его жене присутствие пилота Вани, да ещё одетого в свитер, было, как ком поперёк горла. Леонид Александрович сказать-то сказал, что пилоты высоко летают и якобы потому они относятся к высшему обществу, но думать так, не думал. Другое дело начальник вертолётной службы армянин Абрамян, известный на руднике по отчеству Артурович. Он, конечно, был вхож в общество высокопоставленных лиц, поскольку его приглашали и в консульство, и даже на приёмы к губернатору Шпицбергена. Всё-таки начальник службы. Настоящее имя его было Артур Аршавирович, но по причине трудности запоминания его русскоязычным людом он просил называть его просто Артуровичем. Так и договорились. С ним можно сидеть за одним столом.
А Иван крестьянский сын, по правде сказать, к крестьянам отношения никакого не имел, поскольку его родители были из интеллигенции, но иногда называл себя так из любви к простому народу, воспитанную в нём с детства его же родителями и литературой. Так вот он, по мнению высокопоставленных в Баренцбурге лиц, был мелкой сошкой, но не мог же директор прямо сказать, например, как хотелось бы, «Каждый сверчок знай свой шесток» или нечто в том же духе. Директор шахты, где работает непростой народ шахтёры, должен выглядеть демократом. Ему нравится, когда шахтёры зовут его папой. Это у себя в кабинете в разговоре с уполномоченным треста, который по положению был выше него, он как-то нечаянно, похваляясь, сказал о своих работниках:
– Они мои рабы. Что захочу, то и сделают.
Но на общих собраниях он любил говорить:
– Здесь я ваш отец. По всем вопросам обращайтесь ко мне. Чем смогу, помогу.
О том, что нужно поддерживать имидж отца с каждым на руднике, он хорошо помнил, как и тот единственный пока неприятный случай, когда однажды поздним вечером он вышел из управления и решил пройтись пешком домой, и тут возле самого директорского домика кто-то накинул ему мешок на голову, его повалили и стали бить. Всё было сделано так ловко и быстро, что, как ни старался всемогущий директор узнать через свою агентурную сеть, кто его избивал, ему это не удалось. Домой он тогда попал весь в синяках. Пришлось утром даже пойти в госпиталь. Тогда он понял, что не все верят в него, как в отца родного, не все покупаются за бутылку водки. А она ценилась на руднике дороже золота, ибо часто её не хватало рабочему человеку. А у директора всё было учтено. Всегда был неприкосновенный запас спиртного на тот случай, если надо выполнить какую-то работу, не предполагаемую к официальной зарплате: то ли лес, прибитый океанскими волнами через тысячи миль к берегу, собрать и продать норвежцам, то ли сделать сувениры для продажи на местном рынке. В этих и других подобных случаях расчёт бутылками водки очень даже
