сказал Идеалович, – лучших определяем общим голосованием. Мы-то ведь лучше всех знаем, кто чего стоит. А потом под музыку – навечно. Чтобы, когда по БАМу пойдут поезда, незнакомые люди глядели на наши фамилии, как на Доску почета.
– Это для мостовиков – почет. – вмешался Бабушкин. – А для механизаторов?
– Чего проще, – ответил ему Васек. – Кубы из бетона, так? А на них фамилии. И через каждые сто пятьдесят – двести километров вдоль трассы. Как в Ургале на переезде: до Москвы – столько-то километров, до Комсомольска – столько-то.
«Наверное, они давно вынашивали эти мысли, – думал Савин, только повода высказаться не было. Честолюбие – оно у каждого есть. В большей или меньшей степени. Люди иногда притворяются, что похвала их не трогает. Трогает! Потому что честь по заслугам – норма справедливости. А тут – честь на долгие годы».
– Это вы здорово придумали, – сказал Савин. – И определять победителя голосованием – тоже правильно.
– Т-только бы разрешили, – усомнился Бабушкин.
– Разрешат, – заверил Савин, а сам подумал: «Вдруг не разрешат?»
– А то наш ротный своего маяка обязательно определит в п-победители.
– Какого маяка?
– Н-не знаете разве? Мурата Кафарова. Ему – и тросы, и з-зубья ковшей. А другим – шиш. А Мурат, как Плюшкин. Никогда ни с кем не поделится.
– Будет решать только коллектив, – подтвердил Савин.
Все-таки хорошо было говорить о деле без протокола. По-человечески так получалось, не по-казенному. Предлагали, обсуждали, отвергали. Идеалович предложил рисовать звезды на кабинах самосвалов. Перевез пять тысяч кубов грунта – звезда. Двадцать тысяч – флажок.
Плетт сказал:
– Комсомольский глаз, однако, нужен…
Савин не стал возражать, хотя уже был «Комсомольский прожектор». Но «прожектор» – вроде как указание сверху, значит, чье-то. А «глаз» – свое. За свое и отвечать самим, и отдачу подсчитывать самим. Это был отзвук его, Савина, мыслей, высказанных им Сверябе в коротеевском карьере: мы решили – мы отвечаем.
– А чтобы дело в долгий ящик не откладывать, у меня есть предложение, – сказал Савин. – Кто-нибудь из вас ездил по дороге в районный центр?
– Ездили, – ответил за всех Плетт. – Дорога – одни выбоины. Особенно у Кичеранги.
– Вот я и предлагаю написать на больших фанерных щитах, кто и какой участок дороги отсыпал. Чтобы народ ехал и плевал на эти фамилии, если дорога плохая.
– Н-на Кичеранге я р-работал, – сказал, закрасневшись, Бабушкин и обиженно захлопал ресницами.
– Что же ты так плохо работал? – спросил его Насибуллин.
– Ротный т-торопил. Говорил, что землю б-большая магистраль ждет…
– Принимается? – спросил Савин.
– Годится, – за всех ответил Плетт.
4
Смешались сон и явь. «Годится», – говорил неулыбчивый
