sapiens сохранятся только в специальных заповедниках, их занесут в Красную книгу и будут беречь как прародителей искусственных созданий, наделенных разумом и волей в соответствии с законами Вселенной.
– Блестящая перспектива! – невольно восхитился я. – Но если такое и случится, то в этих гуманоидах будут внедрены в том или ином виде сам люди, их создатели. И Богом, скорее всего, станет тот человек, от имени которого и будет управлять искусственный интеллект всем человечеством. И он не выпустит из своих рук эту безграничную власть, стремясь к личному бессмертию. И все же я не думаю, что человек столь безнадежен, он опять выстоит. Ему дано то, чего будет лишен любой искусственный интеллект: он способен сознавать бытие как целое и в нем себя как это самосознающее бытие. И где-то в этих глубинах он непредсказуем и более чем разумен. Он способен переживать бытие и действовать в согласии с этим переживанием.
– Не будем подключать сюда и метафизику, наша цель – выявить реальные угрозы и донести данные о реальном состоянии ойкумены до людей, прежде всего до национальных элит, – заговорил Борис Натанович со свойственным ему эмоциональным и безоговорочным акцентом и, переключившись снова на тему о катастрофах, сообщил о проведенных его отделом экспериментах. Если Борис Натанович начнет что-нибудь рассказывать, то может так увлечься и проговорить столько времени, сколько будет терпеть и выслушивать его собеседник. Рассказывая о чем-то конкретном, он непременно будет перескакивать на побочные темы, не забывая при этом возвращаться к изначальному вопросу, чтобы в итоге акцентировать внимание слушателя на своей монографии о катастрофах. Самое утомительное – это делать вид, что слушаешь внимательно, и кивать, как болванчик, лишь бы он не заметил, что на самом деле слушаешь вполуха.
Разглядывая его овальное женоподобное лицо, я подумал, что бы он сделал, если набраться наглости и ущипнуть его двумя пальцами за щеку или похлопать по ней фамильярно раскрытой ладонью да побольнее. Эта мысль показалась мне настолько заманчивой, что непременно захотелось посмотреть, какова будет при этом реакция респектабельного доктора наук.
– Хотел спасти человечество, а себя спасти не смог… – я оставался подчеркнуто вежливым и серьезным.
– Что вы сказали? – он внезапно замолк, прервав свою миссионерскую речь на воображаемой трибуне ООН, и замер, не понимая, почему его прервали.
– Так, вспомнил что-то библейское.
Все-таки я чуть не схватил его за нос, уже протянул было руку к его лицу, но в последний момент сделал вид, что стряхиваю волосинку с лацкана пиджака.
Он внимательно проследил за маневром моей руки:
– Вы, о чем?
– Страна в кризисе, говорю, а мы пытаемся спасти планету. Самим бы спастись.
– Политикой мы не занимаемся, политика – не наука… А вот если…
– Извините,
