лицезреть самого Павлова, бывшего члена правительства и теоретика пупканизма? Нет, нельзя, потому что сразу возникнут вопросы и расспросы, что да как, кто да что, куда зачем… А прикинусь-ка я немым и глухим, с немого и-взятки гладки, с глухого тем более», -решил голый человек в кустах, восхищаясь своими умом и находчивостью. Он решительно выпрямился во весь рост, расправил листья лопуха спереди и на заднице и, мыча, слегка жестикулируя двинулся во двор.
Женская половина челяди, хлопотавшая на подворье, с испуганными криками разбежалась. Странный человек стоял посреди двора, доброжелательно-кротко улыбался и мычал. Время от времени он постукивал себя в грудь кулаками и заискивающе кланялся, К этому чуду приблизились двое дворовых, один из них держал метлу, другой вилы наперевес.
– Глякось, Авдей, какой он чистенькой, – завистливо сказал тот, что с метлой.
…«Ей-ей на барина похож, гладючий, – опуская вилы, ответил Авдей-кучер и добавил, – на цыгана, смахивает, вроде нашего кузнеца Будулая и волосат, яко обезьян…
– Ты кто? Откуда будешь, кормилец? – обратилоя Авдей к гостю. Господин Павлов, оставаясь на месте, продолжал постукивать себя в грудь – и покланиваться, и натужно – утробно произнес:
– Му-у-у-у-у-у, Мы-а-а-а-а-а… маа-ма…
– Да он немой, как карась, – определил тот, что с метлой, -немтырь и немец, одним словом.
Авдей, светлым мужицким углом подозревая наличие и ещё одного физического дефекта, поставил ладони рупором и громко крикнул:
– Однако, пошто голым-то ходишь, болезный, ведь срамота?! Вспомнив откуда-то выражение «ни один мускул не дрогнул на его лице», Борис Евсеевич притворился, что ничего не услышал.
– Да он ещё и глухой, яко тетерев перед свадьбой, – констатировал Авдей и, пристально глядя в лицо голого пришельца, на всякий случай предложил:
– Ефим, а Ефим, а давай-кось- его высечем? Удовлетворившись индифферентной реакцией гостя, кучер изменил планы.
– Нет, лучше отведём его к барыне, пущай решает куды девать. На глухонемого надели старенькие рваные портки, которые принёс Ефим, накинули прелый зипунишко, обули в-какие-то онучки и, ласково подталкивая в спину, повели в дом.
Хозяйка уже проснулась и пребывала в хорошем настроении. Дворовые радовались и отлынивали от работ. Ночью барыне при – снился сон. И сейчас она беседовала с личной толковательницей сновидений Акулиной. Эта Акулина или Акулька числилась за птичником, но толклась всё время на кухне, потому что была чрезвычайно прожорливой и всё время что-то жевала. Сны она толковала хорошо, многие сбывались и за это барыня-многое ей прощала. Стою я, Акулина, на зелёном-зелёном лугу и чего-то жду… Мне хорошо и покойно. Потом поднимаю голову и- смотрю на небо, а там прямо надо мной радуга красивая и яркая, а на ней птица сидит,
