к столице, они совсем недалеко… – в прошлом году, когда началось восстание в гетто, Красная Армия еще стояла на Волге.
На тихоокеанском фронте, по словам диктора, американцы начали сражение на острове Гуам. Подводная лодка флота США потопила японский транспорт:
– По имеющимся у нас данным, погибло более трех тысяч солдат противника… – голос диктора потонул в аплодисментах бойцов. Эстер смотрела на молодые лица:
– Здесь редко кому даже четвертый десяток идет, как мне. После войны они женятся, выйдут замуж, у них дети родятся. У тех, кто выживет, конечно. Еврейский народ не погибнет, никогда… – Эстер подумала о детях, разбросанных по монастырям и приютам:
– Сколько нам удалость спасти, вывести из гетто, по канализации? Сколько родители вытолкнули из эшелонов? Что с мальчиком, Генриком Авербахом, которого я лечила? Мать его умерла, отец без вести пропал… – учительница музыки, которая присматривала за ребенком, говорила Эстер, что у малыша редкий талант:
– Он сможет стать великим музыкантом, – замечала пожилая женщина, – как его отец бы стал, если бы ни война… – Эстер вспомнила дочку господина Франка, Анну, присматривавшую за близнецами, в Амстердаме:
– Господин Франк нас предупредил, чтобы мы домой не возвращались, что Давида арестовали. Что с его семьей, где они сейчас… – на склоне холма пригревало летнее, яркое солнце. Эстер, невольно, закрыла глаза:
– Мальчики любили лето. Мы ездили на море, они по воде шлепали, строили замки из песка. Осенью им восемь лет исполнится. Три года мы не виделись… – Иосиф и Шмуэль снились ей почти каждую ночь. Она ворочалась, стирая слезы со щек:
– Иосиф любит в постели поваляться, а Шмуэль рано встает. Шмуэль чихает, когда цветет сирень. Они оба любят шоколадное мороженое, а мятные леденцы едят, только когда других конфет нет… – всхлипывая, Эстер улыбалась:
– У них свой язык, тайный. Они, наверное, до сих пор так говорят, между собой. Я их найду, всю Европу переверну, но найду… – она очнулась от прикосновения к плечу:
– Командир, концерт объявили… – надо было беречь батарею, но Эстер решила:
– Ладно. Ребята давно ничего не слышали. Немцы в лагерях оркестры держат, мерзавцы. Заставляют заключенных играть еврейские мелодии… – концерт оказался американским. Ребята захлопали, услышав голос диктора, на идиш:
– С вами Нью-Йорк. Артисты поют для наших доблестных солдат и офицеров, сражающихся в Европе и на Тихом океане… – концерт устраивало знакомое Эстер еврейское радио:
– Мы с Аароном и Меиром слушали их программы, в детстве… – раздались первые такты «Тум-балалайки». Девушка, весело, сказала:
– Вспомним песню наших мам и бабушек… – зазвучала музыка, над толпой бойцов взлетел высокий, истерический голос:
– Они поют, поют… – одна из девушек вытащила пистолет, – они поют и танцуют, а нас сжигают
