Семипалатинской земле.
Пролог
Бледное декабрьское солнце, не совладав с холодом, торопилось укрыться за горизонт. Мела позёмка. На иртышском льду стоял босой человек без шапки и верхней одежды. Это был нестарый ещё, стройный мужчина с правильными, даже красивыми чертами лица, окаймлённого аккуратной чёрной с проседью бородой.
Он понимал, что сейчас его будут убивать те двое нЕлюдей, которые привели его сюда и предусмотрительно раздели. Крестьянская рачительность не позволяла им дырявить одежду смертника пулями и пачкать кровью. Авось пригодится. Они стояли напротив своей жертвы – один постарше в добротной борчатке, (добытой только вчера), опоясанный шашкой; в руке его зловеще поблескивал наган. Второй – помоложе, в солдатской шинельке с обрезанными полами и с винтовкой в руках. Рукавиц у молодого не было, и он постоянно дул на свои озябшие кисти рук.
Несмотря на трагизм ситуации, чернобородый держался достойно, хотя всё существо его было наполнено негодованием и протестом, а в душе кипело презрение к убийцам, загонявшее естественный для каждого человека страх смерти куда-то вглубь.
Чего нельзя было сказать о его собрате по несчастью. Рыхлый толстяк, владелец местного кинематографа «Прогресс», совсем раскис. Он упал на колени и, подвывая, пытался ползти навстречу своим убийцам. Молодой конвоир ударил его прикладом в грудь. Толстяк упал навзничь. Чернобородый помог ему подняться и старался как-то приободрить:
– Держитесь, сударь! Не показывайте этим подонкам свою слабость!
– А ты, что героя из себя строишь? – подскочил к говорившему старший из убийц. Его красную от мороза физиономию кривила злорадная гримаса.
– На быструю смерть надеешься? Не выйдет, землячок! У меня к тебе счёт особый. Буду убивать тебя медленно, пока в штаны не наделаешь со страху.
Тут чернобородый плюнул своему мучителю в лицо. Тот на секунду оторопел, а потом с диким криком рубанул свою жертву шашкой. Чернобородый упал.
– Добей его! – крикнул убийца своему пособнику. А у того, как назло, что-то случилось с винтовкой. Выстрела не последовало, а затвор перекосило.
– А-а! Мать твою!– красномордый направил наган в голову лежащему. Осечка!
– Да что он, заговорённый, что ли! – бормотал бандит, вторично взводя курок. Наконец грянул выстрел.
Владелец кинематографа в это время, икая, сидел на льду и тупо смотрел на происходящее, даже не пытаясь убежать. Его убили двумя выстрелами. Говорят, что у человека перед казнью в голове за какие-то секунды промелькнёт вся его прежняя жизнь. Мы никогда не узнаем, о чём думал чернобородый мужчина в эти ужасные мгновения. Жизнь его была подобна стремительному потоку. Отдельные её эпизоды дошли до наших дней, как подлинные факты.
Эпизод первый. Истоки будущей реки
Перенесёмся же, уважаемый читатель, из этого рокового дня на сорок с небольшим лет назад, в декабрь одна тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. Место действия – Украина.
Господский дом Соболевских, в двадцати верстах от губернского города Каменец-Подольска, стоявший в глубине заснеженного сада, был ярко освещён. Отмечался юбилей хозяйки – очаровательной пани Ядвиги.
В жарко натопленном зале на первом этаже духовой оркестр наигрывал вальсы да польки. Ядвига заметно выделялась среди украшенных, как новогодние ёлки женщин. И дело было вовсе не в украшениях. Грациозная, чернобровая женщина, с годами нисколько не терявшая своей красоты, очевидно, пользовалась каким-то одной ей известным секретом, как утверждали её воздыхатели. Во всяком случае, никто не дал бы ей сегодня её пятидесяти.
Именинница вся светилась от счастья. Ну, ещё бы! Ведь рядом с ней стоял в белом гвардейском мундире её любовь, её гордость – сынок единственный, тёзка государев – Александр. Всеобщее внимание привлекал его новенький орден святого Георгия, полученный за отличие при взятии Плевны в недавно окончившейся русско-турецкой войне. Бог услышал материнские молитвы и не задели турецкие пули и ядра её сыночка.
То-то порадовался бы отец успехам сына, да уже скоро два года, как покинул он прекрасный мир. А всему виной – чрезмерное увлечение охотой. Пустяковая, казалась бы, царапина вызвала столбняк. Врачи были бессильны. При воспоминании о муже Ядвига грустно вздохнула, но перевела взгляд на сына и расцвела пуще прежнего.
– Послушай, почему бы тебе не пригласить вон ту блондиночку. Это Лизонька Боровинская. Миленькая, не правда ли?
Но сын невпопад ответил: – Маман, а где та девушка, что прислуживала нам за завтраком? Ведь это Анюта, лесникова дочь?
– Анюта, конечно! – с неудовольствием ответила мать, – что это тебя на простолюдинок потянуло?
Нисколько не смутясь, сын гнул своё: – До чего
