ператор. Их объединяет невидимая сила, не дает им слиться с толпой. С высоты чердаков их сразу видно. Идут неспешно, выпадают из общего темпа. Похоже, что-то замышляют.
Журналист оператору:
– Он смотрит всякие фильмы – и фуфло, и шедевры.
Между ними прошла женщина.
– Эти все актеры, актерская игра – фуфло. Его волнует только монтаж. Переход с плана на план, склейка кадров, панорамы, свет, звук, затемнение. Это трогает его до слез. Вот, посмотри. – Журналист указал рукой вперед. – Посмотри. Эти люди не притворяются. Они так живут, гуляют, умирают. Все по-настоящему. Вообще не подозревают, что они актеры. Они так привыкли. Мы можем пользоваться ими совершенно бесплатно. Пока они ничего не знают, не догадываются, они будут играть лучше самых лучших актеров. Ну, а когда догадаются, то их игра станет фуфлом, то есть можно будет сказать «не верю!». Поэтому нам нужны люди именно с улицы. Бесплатно. Их незнание – наша сила. Понял, о чем я? Твое дело съемка. Снимай, как удобно, главное, чтобы побольше, а я потом договорюсь за монтаж. Знаю одного чувака, он смонтирует все, как надо. Все, что мы ему принесем, будь спокоен. Ты снимешь на свой «Canon» какого-нибудь болвана, который даже не догадывается, что он болван. Без нас он так и останется болваном, а этот фанат сделает его героем. Все будут на него смотреть и плакать. Его никчемная жизнь станет эталоном! Ему будут завидовать богатые сынки! Да что там! Сам Гагарин и тот отказался бы от полета ради такого чуда. Понял меня? А все потому, что я знаю куда, чего и зачем. Мы ему дадим наши кассеты, а он нам вернет мессию, не меньше. – Журналист засопел и облизнулся.
– Где ты его надыбал? – говорит оператор.
– Главное, что он много не берет. Цен не знает. Да и торговаться не умеет. Он бы за бесплатно все сделал, да я не такой человек.
– Не, ты не понял. Где мы возьмем героя?
– Кого?
– Ну кого снимать-то будем?
Журналист втягивает голову в плечи:
– А… сейчас найдем.
Оператор останавливается:
– Что значит «найдем»? Мы от балды снимать будем?
– А что не так? – говорит журналист.
– За двадцатку? Без сценария? Да пошел ты. Я говно не снимаю. – Оператор порывается уйти.
Журналист хватает его за рукав.
– Да погоди ты. Есть сценарий.
– Покажи.
– Все есть, – говорит журналист. – И герой щас будет.
Оператор смеется, как бы задыхаясь:
– Так я и знал. Детский сад.
– Я тебе говорю, – не сдается журналист. – Он король монтажа. Освещение, вся эта внешняя дрянь ему не помеха. Он любое ничтожество возвысит до небес. Он – король в этом деле, понимаешь? Я пока один это знаю, но ты мне поверь. У меня нюх. Скоро сам убедишься.
Оператор улыбается, как улыбаются, глядя на идиотов, маленьких детей и забавных животных:
– Короче, иди гуляй. Я не работаю с придурками.
Журналист не сдается. Он не привык сдаваться:
– В общем так. Спонсор есть. Деньги я тебе заплатил. Так что работай.
Оператор тоже не пальцем деланный:
– Ты ничего не заплатил.
– Заплачу.
– Плати сейчас.
– Я тебе заплачу, заплачу, конечно, но сегодня снимаешь ты, а завтра найду другого, раз ты такой.
Оператор молчит. Его молчание красноречивей слов. Журналист тяготится молчанием. Он не любит молчать. Молчание делает его уязвимым. Он достает из кармана купюру и протягивает оператору.
Журналист, тихо-тихо, себе под нос:
– Ничтожество.
Здание железнодорожного вокзала своим античным портиком и колоннадой напоминает гигантский склеп. Внутри запах гнилого мрамора, лука и картошки. Перед зданием – площадь, где трамвай делает петлю и возвращается на свой маршрут. По другую сторону площади трамвайное депо. Приезжие, по незнанию, принимают депо за тюрьму, пока железные ворота не отъедут в сторону и оттуда со звоном не выкатится обычный городской трамвай. Две эти массивные глыбы, вокзал и депо, подобно тискам зажимают пространство вокзальной площади, превращают ее в гигантский котел с кишащими личинками на дне. Люди стараются поскорее проскочить это гиблое место. Здесь не задерживаются – пришли и ушли. Только два молодых милиционера не могут уйти. Они на дежурстве. Идут по вокзальной площади и разговаривают. Обоим лет по двадцать.
– Одна баба зашла в туалет и не вышла, – начал первый.
– Ты уже говорил.
