повсюду страдальцев, чтобы они не забрели на эту тропу и не попали в сети злодеев.
– Вы живете поблизости? – спросил незнакомец. – Не приютите ли меня на ночь?
– Моя хижина возле дороги, около мили отсюда; но у меня поместили четырех слуг Велиала{47}, чтобы они себе на потеху грабили и разоряли меня, а все потому, что я не хотела слушать бессмысленные, бесконечные и бессвязные разглагольствования этого погрязшего в мирской суете Джона Халфтекста{48}, священника.
– Доброй ночи. Вы славная женщина. Благодарю за совет, – сказал незнакомец и тронул коня.
– Да будет над вами благословенье Господне, – напутствовала его старуха, – да хранит вас Всемогущий: Он один властен над нами.
– Аминь! – произнес спутник Мортона. – Ибо разумение человеческое бессильно измыслить, где этой ночью я мог бы укрыть свою голову.
– Мне очень горестно видеть вас в столь затруднительном положении, – сказал Мортон, – и будь у меня свой собственный дом или какой-нибудь кров, который я мог бы назвать своим, полагаю, что я скорее рискнул бы навлечь на себя жестокую кару закона, чем оставил бы вас в этой крайности. Но мой дядя настолько боится штрафов и наказаний, предусмотренных законом для тех, кто поддерживает, принимает и поощряет враждебных правительству лиц, что строго-настрого запретил и мне, и всем своим слугам вступать с ними в какое-либо общение.
– Ничего другого я и не ждал, – сказал незнакомец, – и все же вы могли бы приютить меня без его ведома; какой-нибудь амбар, сеновал или сарай для телег – любое место, где я мог бы прилечь, было бы для меня с моей неприхотливостью скинией, убранной со всех сторон серебром, и жертвенником, сложенным из кедрового дерева.
– Уверяю вас, – сказал в замешательстве Мортон, – я не могу пригласить вас в Милнвуд без ведома и согласия дяди, и даже если бы я был в состоянии это сделать, то и тогда я бы не позволил себе навлекать на него, ничего не подозревающего, опасность, которой он больше всего страшится и от которой так старательно отгораживается.
– Ну что ж, – проговорил незнакомец, – в таком случае еще одно слово. Слыхали ли вы когда-нибудь от отца имя Джона Белфура Берли?
– Еще бы! Его давнего друга и товарища по оружию, спасшего ему жизнь, едва не отдав свою, в битве при Лонгмастонмуре? Часто, очень часто.
– Так вот, этот Белфур – я, – сказал спутник Мортона. – Вот дом твоего дяди; я вижу свет между деревьев. Тот, кто жаждет отмстить мне за кровь, гонится за мной по пятам, и смерть моя неизбежна, если ты не скроешь меня. А теперь, юноша, выбирай: бежать ли от отцовского друга, как тать в нощи, и тем самым обречь его мучительной смерти, от которой он спас когда-то твоего отца, или подвергнуть бренные блага дяди опасностям, которые грозят всякому, кто в наше развратное время подаст ломоть хлеба или глоток воды христианину, погибающему от голода или жажды.
Множество воспоминаний пронеслось
