восторг был искренен, и Петр видел это, и надежда опять посетила его душу.
«Не все еще потеряно, – подумал он. – Ну, Софьюшка, сестрица милая, видится, что потягаемся еще мы с тобой!»
Уже совсем бодро, высоко подняв голову, пошел он из покоя, сопровождаемый стрельцами, лица которых сияли радостью[17].
Лефорта уже не было; возвращения царя ожидала одна только Анна.
– Фрейлейн, – церемонно кланяясь ей, сказал Петр, – прошу вас занять место в колымаге вместе с моей матушкой и супругой…
– Ну уж нет, государь! – тряхнув головой, весело ответила Анна Монс. – На коне я сюда примчалась, на коне и далее последую… Что мне собою ваших дам в колымаге стеснять…
– Но разве вы не устали? Ведь вся ночь напролет!
– Не бойтесь, я вынослива!
– Пусть будет, как вы того желаете, – согласился Петр.
Они все вышли. Царицы были уже усажены в колымагу, остальным были подведены оседланные кони.
Прошло несколько времени, и весь этот поезд почти бесшумно скрылся во мраке близкой к рассвету ночи.
XXIII. Потухший пожар
Расскажем в самых коротких словах, что случилось после. Здесь не история Петра Великого, но ход событий был бы непонятен, если бы не было этих небольших пояснительных вставок.
Петр и его семейство благополучно добрались до Троице-Сергиевой лавры и с великих почетом были приняты архимандритом Викентием и иноками этой святой обители. А в Преображенское с Шакловитым во главе ворвалась буйная ватага стрельцов, из которых многие уже оказались пьяными. Шакловитый смело и дерзко постучал в ворота дворца и заявил, что по приказанию правительницы явился занять караулы. Его пропустили, и он сейчас же убедился, что тех, кого он искал, уже нет.
Холодный пот проступил у него при одной мысли, что Петр и Нарышкины успели уйти. Ведь весь кровавый заговор был основан только на внезапности нападения. Никто лучше Шакловитого не знал, что цареубийство вовсе не было по душе значительному большинству стрельцов и народа. Был расчет, что удастся, внезапно появившись, разом кончить кровавое дело, и тогда, конечно, московский народ примирился бы с совершившимся фактом; а если бы нашлись немногие смельчаки, которые вздумали бы обличить убийц, то их всегда можно было бы очень скоро унять. Теперь положение разом изменилось. Если младший царь ушел из Преображенского, значит, он знал, что готовилось для него, значит, весь заговор открыт и Петру известно все, происшедшее на Лыковом дворе. Несомненно, что из своего убежища младший царь обратится к народу, и народ пойдет к нему, а если народ станет на сторону Петра, то никакая сила не справится с ним…
Так думал Шакловитый, так было и на самом деле…
Уже наутро после тревожной ночи к Петру в лавру явились стрелецкий полковник Циклер[18], с ним были стрелецкие головы, рядовые стрельцы, всего более пятидесяти человек, и явились они не с повинной, а за тем, чтобы защищать царя от злых
Из собравшихся на Лыковом дворе и Лубянке стрельцов, всего 700 человек, верными царю Петру остались пятисотенный Елизарьев, пятидесятники Мельков и Улефов, десятники Ладыгин, Феоктистов, Турка, Троицкий и Панфилов. Феоктистов и Мельков были посланы в Преображенское в качестве передовых.
Циклер был ревностным приверженцем царевны Софьи и в лавру явился только для того, чтобы разузнать, как обстоит дело, и, если возможно, поднять смуту. Это не удалось, так как к царю Петру из Москвы с каждым днем прибывало все более и более верных ему друзей.
