в поклонах и обмениваемся поцелуями в обе щеки. Ее кожа оказывается теплой, и я вижу, что она вспыхивает румянцем, а ее глаза наполняются слезами, словно она тоскует по собственным сестрам. Я награждаю ее строгим взглядом, таким, каким отец смотрит на тех, кто просит у него взаймы. Я не позволю своему сердцу проникнуться к ней симпатией из-за миленьких глаз и приятных манер. Пусть она не думает, что, появившись при английском дворе, заставит всех нас выглядеть толстыми и глупыми.
Ее нисколько не смутил мой холодный прием, и она спокойно отвечает на мой взгляд. Она родилась и выросла при дворе, вместе с тремя сестрами, и прекрасно знает о том, что такое дух соперничества. Что еще хуже, она смотрит на меня так, словно находит мой строгий вид не просто не отрезвляющим, а даже комичным. И тогда я понимаю, что передо мной не девочка, как одна из моих фрейлин, которая обязана мне угождать, и не Мария, которая должна слушаться каждого моего слова. Эта молодая женщина – равная мне, которая будет взвешивать все, что касается меня, и даже может мне перечить.
– Добро пожаловать в Англию, – говорю я по-французски.
– Я рада приветствовать свою сестру, – отвечает она по-английски.
Мать решает проявить доброту и расположение к своей первой невестке. Они начинают говорить на латыни, а поскольку я не понимаю их беседы, то просто сижу рядом и рассматриваю золотые ленты на туфлях инфанты.
Мать велит начинать играть музыку, и мы с Гарри запеваем английскую песню. Наши голоса звучат очень мелодично, и придворные подхватывают припев. Песня такая длинная, что постепенно начинают раздаваться смешки и придворные сбиваются с ритма. Екатерина не смеется. Она вообще выглядит так, словно никогда не дурачится и не веселится, как Гарри и я. Она сдержанная и официальная, что понятно, раз уж она родом из Испании. Я обращаю внимание на то, как она сидит: неподвижно, сложив руки на коленях, словно позирует для портрета, и мне приходит в голову, что такое поведение весьма подобает королеве. Кажется, мне стоит научиться сидеть так же.
Няньки приводят Марию, чтобы она тоже могла поклониться будущей родственнице, и Екатерина делает нечто немыслимое и возмутительно смешное: она опускается перед малышкой на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне и она смогла расслышать тихий детский голосок.
Разумеется, Мария не понимает ни слова ни по-испански, ни на латыни. Но она просто обвивает шею Екатерины руками, целует ее и называет сестричкой.
– Это я твоя сестра, – поправляю я ее, дергая ее пухлую ручонку. – А эта леди – твоя невестка. Ты можешь сказать «невестка»?
Конечно, не может. Она пытается произнести незнакомое слово, и все вокруг начинают смеяться и говорить, что она очаровательна. Тогда я говорю, обращаясь к матери:
– Не пора ли Марии спать?
И все тут же понимают, как уже поздно, и мы все отправляемся провожать Екатерину в ее комнаты, словно
