сделаю это, – кивнул хозяин джонки. – Дай слово, что не передумаешь, вернешь нам лодку!
– Видит Бог, – воскликнул командир, подняв правую руку к безоблачному небу, – я наполню джонку товарами и отпущу вас с миром!
– Я могу отправиться в город вместе с ним, – вызвался Пигафетта, довольный совершенной сделкой.
– Успеешь, – капитан удержал порыв итальянца. – Я не хочу рисковать людьми, пока мусульманин не привезет послов раджи.
– Пора сворачивать паруса, – прервал разговор Альбо, внимательно следивший за приближением к берегу. – Лучшего места не найти.
– Командуй, Франсиско, – велел Жуан.
Якоря упали в волны, подняли столбы бирюзово-изумрудной воды, расплескали прозрачные теплые капли, оставили после себя разбегавшиеся круги с белой таящей пеной. Легкий ветер с моря развернул корабли кормой к берегу. Рывком натянулись канаты, прижали бушпритами каравеллы к поверхности океана. Шумный гребень волны пробежал к золотисто-желтому песку. «Тринидад» с «Викторией» на миг вскинули носы, будто принюхивались к жаркому соленому воздуху, но разлапистые якоря осадили их, удержали на месте в четверти мили от побережья. Суда еще раз дернулись под напором набегавшего потока, намереваясь обрести утраченную свободу, и сникли, лениво закачались на привязи.
Жаркое солнце насквозь прожигало незащищенные парусами корабли, загоняло моряков под навесы, сушило снасти, проникало через раскрытые крышки люков в трюмы, уничтожало плесень и зловоние. Рассохнувшиеся палубы прохудились. Смола вылезла из щелей, набухла темно-коричневыми комочками, растеклась по щербатым доскам.
Зеленовато поблескивали бронзовые стволы освобожденных от талей пушек, высунувшихся после спячки наружу. Чернели чугунные ядра, серели от соли кучи камней, предназначенных для стрельбы по лодкам противника. Расплелись потрепанные канаты, размякли от десятков мозолистых рук, тянувших, вязавших, укладывавших их в бухты. Привычно поскрипывало рангоутное дерево, смазанное жиром в трущихся местах, обитое воловьей кожей. Теплый ветер уносил звуки в город.
Немного погодя рядом появились лодки островитян. Они кружили вокруг эскадры, перепрыгивали через волны, соединялись друг с другом. Темнокожие полуголые гребцы дружно работали веслами. Они сидели в долбленках в один ряд по пять, десять, иногда больше человек. Их посудины напоминали морякам средиземноморские галеры – фусты. Между ними виднелись альмади, похожие на каноэ, которыми пользовались португальцы и жители Восточных Индий. В отдалении недвижно стояли боевые балангейсы – легкие лодки с глубокой осадкой и множеством гребцов. Над ними на тростниковом настиле располагались воины. На двух бамбуковых шестах в ветреную погоду растягивали большие квадратные паруса. Балангейсы не имели палуб, но не тонули даже в бурю. Широкие балансиры поддерживали их на плаву, гребцы непрерывно вычерпывали воду.
Испанцы вылезли из душных щелей, столпились у бортов, предлагали туземцам различные товары. Разноцветные тряпки, побрякушки, колокольчики,
