изрекла старшая из барышень. – Надо бы их одарить во славу праздника! – И она приветливо помахала платком.
Возчик принял у барышни большой кулек со сластями, сошел с козел и поднес кулек Дежке:
– Пользуйте, Надежда Васильевна! Это вам от добрых барыней за хорошую песню!
А гуси словно услыхали эти речи, громко загоготали и крыльями захлопали…
– Если Бог есть, то Он все видит.
– А если нет?
– Что нет? Если не видит?
– Нет. Если Его совсем нет? То что?
– То не все ли тогда равно? Верно?
«Второй» пожал плечами. Шел дождь. Желтые от размываемой глины потеки обегали с крутого берега реку.
– Это Сейм?
– Сейм. По-русски Семь. Семь – значит много. Пришли поляки и назвали Семь Сеймом. Так и осталось.
– Почему русские не вернули прежнее название? Почему они такие покорные? Простота хуже воровства.
– Но это тоже русская пословица.
– Откуда ты знаешь? А может, исландская, и ее перевел при Петре какой-нибудь розенкрейцер Шварц.
– Шварц во времена Новикова, а при Петре Исландия все еще была на горизонте.
– Откуда знаешь?
– В «Комсомолке» вычитал.
– Плевицкий был поляк? Они венчались?
– Конечно, венчались. Впрочем, Эдмунд Мячеславович был, вероятно, католик.
– А Дзержинский?
– Что Дзержинский? Ты не знаешь, кем был Дзержинский? Дзержинский был коммунистом.
– Это я так просто, от дождя.
– Семь лет назад, когда я был «Вторым», мы снимали здесь фильм некоего дебютанта Бибарцева.
– Я знаю.
– И я бегал по утрам на Сейм вместе с двумя каскадерами. Они вставали один на плечи другого и прыгали с этого обрыва в реку. А потом один из них повесился в ленинградской гостинице, его звали Андреев.
– Как известного балалаечника?
– Не смешно.
– Прости, но я весь промок.
– Выпей коньяка.
– Не хочу.
– Чего это?
– Она не любит.
– Скажи – режиссер приказал. Нет, ты шутишь. Ты просто стесняешься. На, держи! – И режиссер достал из кармана початую фляжку. – Ты бы лучше думал об актрисе.
– Так об актрисе или о певице?
– О черте лысом, но чтоб мог мне сыграть Плевицкую!
– Ну, знаете, Альфред Никанорович, – перешел на «вы» «Второй», это вас может кто угодно сыграть, хоть Лия Ахеджакова, я уже не понимаю, что вам надобно.
– Ты бы лучше пил, не влюблялся в ассистенток, все бы понимал с полуслова.
– Виноват, я не влюблялся.
– А ослушаться боишься.
– Знаете, боюсь один остаться. Экспедиция долгая, а мне режим нужен.
– Да-с. Мы такими в ваши годы не были. Она тоже такой же прагматик? Впрочем, для сохранности
