больному пропустили;Долго, в общем-то, не ждали, напряжение не
сняли, отвязали;
Про остаточное электричество врачи, наверное,
не читали.
У больного ток остался, он еще с ним не расстался,
Замахали неосознанно кулаки, физиономию нашли.
Расцвело лицо от гнева, в ужас превратилась дева,
Туфельку с ноги сняла и как саблей замахала,
Била, била, кровь пускала, изо рта слюна бежала,
Всех на этом белом свете грязным матом поливала.
Монстр вылез из души, поражая плоть больного,
Не узнает больной любви врача, не вспомнит
мира земного».
В открытой жизни, где существует даже несправедливое судопроизводство, за такие побои можно было привлечь к ответственности, конечно, если пострадавший имел бы при себе здравомыслящий мозг и был способен обратиться в соответствующие инстанции. В закрытой жизни все списывается как старый ненужный инвентарь. Здесь лечим и здесь же калечим. Государство заботится о благе человека. А где грань в определении – человек или не человек? Наверное, забор психиатрической больницы является этой гранью.
Главное – чтобы государство отчисляло финансы на определенные функции. А финансы – это жизнь. Это средства для существования, прежде всего, чиновников-самодуров, которые, обладая властью, могут неугодных наказать, а лицам из высших инстанций не брезгуют полизывать пятки.
Нет! Прочь, подобие загробной жизни! Здравствуй, жизнь настоящая! Пусть даже здесь все замаскировано и нельзя полностью изливать свою душу, ты чувствуешь, что она у тебя все-таки есть, что ты можешь иногда трепетать, радоваться как дитя, встретив в жизни что-то неожиданное, новое, захватывающее, живое.
Здравствуй, моя комнатка в родном общежитии, где чувствую я себя вольготно! Здравствуй, моя работа, где я на своем месте! Здравствуйте, девушки, в которых можно влюбляться! Я опять с вами рядом. Правда, не такой, как раньше был: немножко повзрослел, немножко постарел, душой похолодел, шум в голове засел.
Выходит, в жизни нужно всегда бороться и выживать: бороться за выздоровление, делать все, чтобы не всплыл наружу некрасивый диагноз, который прикрепили как догму, напрягать усилия, чтобы прошлое забыть как сон, настроить себя на обычные будни, радоваться каждому дню и уходящему вечером солнцу. Каким окажется окружающий мир теперь? Будет ли он захватывающим как прежде? Или станет невыносимо тяжелым в ожидании полного выздоровления и признания как человека, не соответствующего той коварной бумажке, что состряпали врачеватели-психиатры? Нужно доказывать, что эта бумажка, повестка в «эту» жизнь из «той», – это прах и ложь, это коварство и клевета, это неспособность лечащего персонала определить болезнь и найти верный способ ее лечения.
