и надорвет свои легкие. Молчите! Эй, вы там, впереди! Не выпускайте его из виду, идальго, а то мы потеряем его в этой суматохе.
– Я сделаю получше, – возразил Каравайя, – буду следовать за ним, как тень! Будь спокоен, он не ускользнет от меня. Не поможешь ли ты мне приблизиться к нему?
– Мои локти к вашим услугам! – воскликнул студент Сорбонны. – Мы хорошо поработали! Благодаря твоим острым костям мы пробились легче, чем я ожидал! Ей-богу, мы пришли кстати! Взгляни на господ д’Эпернона и Жуайеза, главных любимцев короля, они слывут первыми красавцами и храбрецами двора, а между тем, со всеми своими совершенствами, не могут выдержать сравнения с нашим солнцем Севера.
– Вы согласны с этим! – воскликнул Огильви, к которому приблизились разговаривавшие. – Вы признаете превосходство моего соотечественника, и я считаю себя удовлетворенным. Оставим наши разногласия. Что вы на это скажете? Господин испанец, дадите ли вы мне руку в знак примирения? Я вспылил и не обдумал свои слова. Согласны ли вы потопить в вине нашу ссору? Я охотно осушу стакан в честь нашего несравненного Кричтона.
Огильви протянул руку, но Каравайя не решался пожать ее.
– Клянусь мощами святого Антуана, дуэль должна состояться.
– Да хранит тебя от этого святой Антуан, – одернул его студент Сорбонны. – Пей вино своего врага, и ты воздашь ему добром за зло. Лучше принять от него стакан вина, чем проливать его кровь в поединке. Тем более, – прошептал он, – если ты пожелаешь, легко будет найти новый предлог к ссоре. Забудь свою досаду, – продолжал он громко, – пожми руку, протянутую тебе храбрым шотландцем.
– Хорошо, – сказал Каравайя, убежденный, вероятно, рассуждениями студента Сорбонны, – я согласен. Мы будем пить за здоровье несравненного Кричтона, так как отныне этот эпитет составляет неотъемлемую принадлежность его имени.
– Ну, полно, – сказал Огильви, пожимая руку испанца, – не отходи от меня в толпе или приходи потом в «Сосновую Шишку».
– Будь уверен, я приду! – отвечал испанец.
Тем временем все самые знаменитые свидетели диспута, такие как, например, губернатор Парижа, посланники, виконт Жуайез, барон д’Эпернон и некоторые другие лица в сопровождении деканов диалектического и философского факультетов, следовали на некотором расстоянии от шедшего перед ними начальника Наваррской коллегии, доктора Лануа, порой подолгу ожидая, когда он в очередной раз тронется с места.
Среди этой группы высокий рост и роскошный наряд двух фаворитов привлекали взоры всех присутствующих. Оба они слыли цветом рыцарства и славились красотой, любезностью и испытанной храбростью. Вольтер сказал о Жуайезе: «Из всех фаворитов Валуа, которые ему угождали и им повелевали, Жуайез, потомок славного рода, более всех заслуживал эти милости». Жан-Луи де Ногаре де ла Валетт д’Эпернон также был наделен блестящими качествами. Его ловкости и силе Генрих был обязан
