ты научишься снимать их в прихожей.
– Мам, не будь занудой. Я еще ребенок. Разве нет?
– Ты уже большой. Скоро отца догонишь.
Я хмыкнул, и закрылся в ванной, стараясь как можно более тщательно мыть руки. Это правило номер один в этой семье. Чистота залог здоровья. Кто не моет руки, тот всегда болеет, не будем вести себя по – свински. Нас сотворили, а не мы произошли от обезьяны и прочих животных. Скучные здесь лозунги, ага. Ничего, если я стану правителем, то развею эту мрачную обстановку, и разрешу чаще грешить, а то с ума сойду от тоски. Ну все: руки помыли, теперь можно и в столовую, в столовой сидит мой отец с трубкой в одной руке и газетой в другой. Обычная патриархальная семья, характерная для множества миров с людьми. Младшая сестренка выглядит моложе своих четырнадцати. Ее негустые волосы заплетены в косички, а сам она одета в комбинезон, что меня особенно раздражает. К тому же на ней майка, явно ранее принадлежащая Дитриху. И как он мог избаловать это несносное создание? Впрочем, она как бы моя сестра, поэтому наплевать. Хотя я еще подумаю на тему того, как ее использовать. Подхожу к ней, чисто из того, чтобы не удивлять свою семью и целую в лоб.
– Братик, а мы сегодня поиграем?
– Извини, но у меня другие дела.
Стараюсь смотреть на нее с братской любовью. Хорошо, что я отличный актер, а то бы спалился. Только после этого я позволяю себе заметить дядю. Высокий, худой, словно сидит на одних постах и мясо никогда не ест. Лицо суровое. Я бы даже сказал торжественное.
– Дядя Доминик.
Я подошел к нему и поцеловал протянутую ладонь. Интересно, как эти священники терпят лобызания, это же миллионы микроб, не говоря уже о том, что большинство людей умудряются обслюнявить руку, либо же вытереть грязные губы. Когда стану одним из них, то буду носить перчатки. Или прикроюсь какой- нибудь причудой.
– Садись, Дитрих.
– Спасибо, дядя.
– А теперь, обеденная молитва.
Да, нескоро здесь дела делаются. Я сложил руки перед грудью, и принял вдохновенный вид. Позволил своим глазам устремиться ввысь и узреть просветление. Оно не заставило себя долго ждать.
– Ну ты и лицемер, Рен, – сказал Кицуне, сворачиваясь у моих ног.
– Стараюсь, – скромно отозвался я, – как тебе этот мир?
– Так себе. Хорошо, что здесь много таких, как ты.
– О, значит, я здесь приживусь.
– Дитрих! Эй, сынок! Молитва закончена!
Я очнулся, забыв про лиса. Ну наконец- то можно поесть. Хоть мне это и не нужно совершено. После этого позволяю себе расслабиться и взяться за вилку. Еда проходит в гордом молчании всегда. И даже Дитрих не позволяет себе нарушить традицию. Поэтому я тоже ничего не говорю. И на лиса не отвлекаюсь. Лишь после очередной благодарности за еду, мы можем поговорить. Откашлявшись, я прошу минутку внимания, поскольку со мной разговаривал сам
